– Гомеопатия – продажная девка империализма! – оглашает Толик на всё кафе. – Её лженаукой признали!

– Кто?

– Академики! Не слышал, что ли?

– И похмеляться запретили?

– Это почему?

– Ну вот! А ещё врач! Основной принцип гомеопатии – лечи подобное подобным.

Немногочисленные завсегдатаи стекляшки прислушиваются с ухмылками. К нам здесь давно привыкли. Странно, ей-богу! По отдельности каждый из нас – мрачная неразговорчивая личность, а сойдёмся за бутылкой – можем и балагурами прослыть.

Юмор у нас, правда, черноват, но это естественно, так что оптимистам к нам лучше не подсаживаться. Очень уж они хвалить себя любят, а за нашим столиком этот номер не пройдёт.

Происходит всё примерно так.

– Знаешь, что я в себе главное ценю? – грозно вопрошает третий лишний. – То, что я – честный человек!

Не люблю пьяных склок, поэтому сижу молчу. Но Толика-то не удержишь! Производит свой хриплый вдох, радостно вытаращивает успевшие поголубеть глаза:

– Ты – честный? Да честные все удавились давно!

Дальше, понятное дело, обида, выяснение отношений, опасная жестикуляция. Поражаюсь я Толику. Взрослый дядя, патологоанатом, а нарывучий – сил нет! Рассказывает:

– Возвращался ночью. Подкрались сзади – и тресь по балде! В отместку, понял? Кожу на затылке рассекли… Хорошо, дома специалист: жена – гинеколог! Зашила…

Слава богу, никто к нам сегодня не подсаживается.

Странные дела творятся в нашей камере смертников: оптимисты – обидчивы, а пессимистам всё по барабану. По-моему, мы с Толиком ещё ни разу не поссорились. Ну скажет порой гадость – и что с того? Если правду сказал – чего дуться? А если соврал – тем более не на что…

Не помню где, но прочёл я однажды, что, когда ребёнку снятся кошмары, надо попросить малыша нарисовать ночное чудище, а потом добавить ему рожки, очки, усики… И страшное становится смешным. Нормальные граждане обычно поступают так с портретами политических лидеров. А мы вот – со всем мирозданием сразу.

Нельзя ни к чему всерьёз относиться. А иначе будет как с Димкой. Ох, Димка, Димка…

– Димку помнишь?

Хриплое «ы-ы!..» на этот раз звучит возмущённо: