Ник сравнил эту картину с уже виденной в Илинге, и понял, что Лондон состоит из множества деревень, которые приросли к его центру. Но теперь все это в прошлом. выжившие люди ютятся в подземке, а их место на земле заняли приспособившиеся к новой обстановке твари.
Когда они проезжали мимо застывших пассажирских поездов, Ник старался не смотреть в их окна, чтобы не увидеть прильнувших к стеклам скелетов. От скелетов никуда нельзя было деться. Они валялись повсюду. Истлевшие сами по себе и обглоданные тварями, целые и рассыпавшиеся. Улицы выглядели так, словно кладбища стошнило и они вывернулись наизнанку, исторгнув из себя человеческие кости. «Так оно теперь и будет, – думал Ник. – У оставшихся в живых нет ни сил, ни возможностей похоронить мертвых. Хотя, мертвым это все равно, да и живым уже тоже. Они поменялись местами. Мертвые вышли наружу, живые ушли под землю».
Ник читал и старики рассказывали, что раньше живые боялись мертвых. Он не мог понять, чем был вызван их страх. Наверное, в той беспечной жизни им казалось, что мертвые опаснее живых, хотя в действительности все обстояло как раз наоборот. Или же живым очень хотелось чего-то испугаться, а было нечего?
Прежде, говорят, были чудаки, которые смотрели фильмы с фальшивыми страшилками и монстрами, чтобы почувствовать нервную дрожь. Сейчас они, наверное, были бы довольны – монстры вокруг не бутафорские, а самые настоящие. Пугайся, сколько влезет.
«Я не хочу пугаться, а все равно мне часто бывает страшно, – подумал Ник. – Главное, не подавать виду даже перед собой и бросаться навстречу опасности. Тогда можно его преодолеть, тогда еще ничего. Но если поддался и отступил – ты пропал».
Он смотрел на рельсы и шпалы. Оказалось, что это очень помогает размышлениям. «Так и живем – от одного страха до другого с небольшими перерывами, – думал он. – А у сталкеров перерывов вообще нет. И хоть говорят, что со временем страх притупляется, но он никогда не уходит совсем».
Раньше, рассказывал Санжит, основными страхами были потеря работы для большинства и разорение для предпринимателей, что одно и то же. Теперь страх только один – за свою жизнь. Прожить лишний день – уже удача, месяц – полоса везения, год – достижение. Так в чем же смысл? Ник не знал. Но был уверен, что не в выживании. По крайней мере, не только в нем.
Что оставалось от человека после смерти раньше? Дети, дом, дела, могила. Что остается сейчас? Дома нет ни у кого, метро – не дом, а только место пребывания. Могил теперь не устраивают – негде. Дела сузились до самых простых и примитивных. Остались дети, но их рождается все меньше. Цивилизация гибнет. Забываются науки и искусства, исчезают массивы знаний и умений.