— А вы её не судите, Роман. Вы её судьбы не знаете. Она прошла через многое — заледенеешь тут…

— Конечно же, не расскажете.

— Не расскажу. С журналистами опасно откровенничать.

— С выпившими — можно.

— Вы пока что смехотворно трезвы.

— Бармен-маркетолог. Теперь понимаю, почему дела у вас идут так хорошо…

— Налить ещё?

— Налейте. Я был дураком и чуть не погиб. Но, что хуже, я был дураком и подцепил вирус «увидеть возможности». Господи, Джер, как опасно иметь надежду! Как горько, как страшно, потому что вот он я — простой, совсем-совсем обычный, в одном мире от рождения до конца, под одним и тем же небом, с одной-единственной сомнительной профессией: сочинять чушь и писать про неё. Я полон враками от пяток до макушки — хожу и побулькиваю, ни на что больше не годен. Ваши даже не стали со мной ничего делать — покачали головой и отпустили. Жёлтые страницы, бульварщина… никто ему, бесполезному, не поверит… Вот не пойму, от чего страдаю больше: от унижения или мечты.

— Чудесный человек. Сейчас я вам напишу адрес…

— Адрес психиатрической клиники?

— Просто адрес.

— Скажите так. Я запомню. А если нет — значит, не судьба.

— Зря придаёте фатуму такое значение.

— А?

— Это как перекладывать ответственность на неосведомлённого. И потом кричать: он виноват, он, а оппонент — изначально ни сном, ни духом… Наши дороги — дело наших ног, а не указателей. Поэтому встаньте и идите.

— И могу не платить за виски?

— Ну, вот ещё выдумали. Я не настолько добр…

— Спасибо, Джереми.

— Спасибо и вам, Роман. Вы — приятный собеседник. Но, думаю, вас не оскорбит то, что я больше не рассчитываю вас здесь встретить.

— Спасибо ещё раз. Это — всё равно, что пожелание счастья.