Светлый фон

— Хватит!

Его рассуждения про маму режут меня без ножа. Я не просил таких ответов. Я больше ничего не хочу знать, а он продолжает.

— Экспедиция пропадёт — за горами решат, что распад больше не сдерживается. Конфедераты умны, но не знают, что такой цикл длится тысячезимья. На востоке не было центров по изучению космоса, научных институтов. И художественных галерей, и библиотек, и музеев, таких, как в столице, — только сплошь маленькие городки, горные озера, лыжные курорты… люди с горячими сердцами, желающие не забыть. Своё наследие, свою культуру. Там они строят новый мир. Пусть даже и на своих костях… А ваши дикари желают им забвения. Ваша галлюцинирующая жрица культа несуществующего бога, употребляющая отвар из спорыньи. Одна женщина несколько зим назад узнала больше, чем следовало. Была в городе и видела третью ступень. Слышала разговор об Очищении. Всё поняла и не приняла. Грозилась уйти на восток и рассказать. Её убили, отравили поганками, представив это, как дело рук её мужа…

Жена Костыля!

— Служители боятся, что конфедераты изобретут средства защиты от излучения, придут и однажды поселятся рядом. И расскажут всем, что Разрубивший Луну — не бог, а машина, созданная руками человека. И начнут отстраивать столицу заново. И вернутся к прежним, бесстрашным прежним, кому не нужны были ни боги, ни служители…

— Неправда!

Мельник выкопал картину. У прежних были боги, была вера, но сейчас он говорит о себе. Этот человек…

— Вы прежний.

Он не отрицает, соглашается, давая знать своим молчанием, что я не ошибся.

— Только другой. Не этого мира. Сложно представить, согласен. Спаси её, парень, спаси. Она не заслуживает. Спаси — и убегайте вместе. На запад.

— Играем во всевышнего?

Шорох по траве, злые шаги, голос колючий, как ржавчина. Человек рядом со мной, кладущий мне на плечо свою руку. Успокаивая. Разберусь, мол, сам.

— А я ждал тебя, Стилет. Не любишь вмешательства в свои миры? Конкуренции?

— Ты идиот. Ты им не поможешь. Заткнись и убирайся!

Стилет кричит человеку о невмешательстве — ярость звенит в словах, вдвойне громкая оттого, что исходит от женщины. Не припомню, чтобы когда-либо при мне женщина повышала голос на мужчину. У нас так не принято. Это дико. Стилет, женщина со странным именем, по ощущениям ниже моего человека головы на две, но ведёт себя так, будто это он — ниже, будто он — малозначим. Почему же мужчина просто не отвесит ей пощечину?

А он тоже злится.

— Вы, Армада, редкостные ублюдки. Насоздавали миров и побросали. Ненужные игрушки, да? Тогда с чего такой трепет?