Земля поглощает все тайны. Она стягивается, как рана, пряча под своим покровом железо и камень, людей и животных, прежних и наших. Мельник как-то копался в своём огороде и нашёл картину, окованную посеребряной рамкой. Лада сказала мне, что на картине, изрядно потускневшей от времени, угадывались женщина и младенец с круглыми ореолами вокруг их голов. Пророчица забрала картину в церковь. Она твёрдо уверена, что ореолы — это Луна, мать и сын — пророки, приближенные к престолу Разрубившего, а сама картина — явное свидетельство того, что и в дикие времена неправильной древности, стёртой из нашего мира за грехи и пороки, существовал тайный культ истинного божества.

Лада и её книги говорили другое. Бог прежних не был Разрубившим Луну. Он был, как и они, человеком, и однажды умер за них, отсрочив гибель своего народа на многие стозимья. А спасти не смог — в него перестали верить, и тогда пришёл Разрубивший, заняв освободившееся место. Зачем помогать грешникам, когда их можно просто стереть?

Не знаю, что правильнее: лечить портящееся и гниющее примочками любви и веры или сразу вырезать. Но каждому миру — тот бог, которого они заслужили. Думаю, это честно.

Мою тайну земля тоже спрячет. Прочтённое напугало меня, и я зарываю шкатулку в саду под той самой яблоней. Серьги, расчёска, шишка, зеркало и амулет — моя мама. Мёртвая уже двенадцать зим, теперь она, возможно, проживет ещё тысячи. Пачкая ладони в чернозёме и глине, я хочу не столько зарыть, сколько выкопать, — что-нибудь, что придаст мне уверенность в неисчезании вещей после смерти мира, в котором жил их хозяин, а не только после смерти человека. Это — единственный вариант бессмертия, для меня понятный. Найдя, я стану уверен, что и сам не исчезну бесследно.

Тонкая палочка, похожая на черенок ложки, тычется мне в ладонь. Я хватаю её и ощупываю — но нет, просто куриная кость.

Лада наказана. Сидит дома, готовится к Очищению. Прохожу мимо её окна, задрав нос. Вспоминаю записку и чувствую, как внутри всё скукоживается и каменеет.

Карманам я больше не доверяю, поэтому спрятал нож в правом ботинке. Сначала было очень неудобно, но я приноровился и привык. В ботинок, по крайней мере, никто не полезет искать. Побрезгуют.

В деревне бегают и суетятся. Завтра — пришествие конфедератов. Как опадёт вишнёвый цвет, значит, ровно месяц ещё, и им пора. Прошлый раз это было почти десять зим назад. Далеко им идти из-за гор, год на дорогу туда и обратно… В бумагах, которые ведёт наш старейшина, сказано, что за день до их прихода воздух начинает пахнуть горелым. Это запах их адских повозок, которые тоже движутся без лошадей.