— Альга, все наладится... И у тебя есть дочь и внук.

 Она ответила не сразу, долго глядя сухими и воспаленными глазами на пламя свечи и водя по бокалу длинными пальцами, с длинных ногтей которых частично слезла черная краска.

 — Они далеко, и давно привыкли обходиться без меня. Здесь была семья. Мэг...ты ее не знала, но она была моей единственной подругой. Люсьена привела она, еще мальчишкой, и я учила его алхимии. Я имею в виду нормальную алхимию, остального он набрался у некромантов. А теперь он вырос, стал Спикером и запрещает мне покидать город и ехать к Слушателю, чтобы я ничего не натворила, — Альга болезненно оскалилась в дикой полубезумной усмешке и зарылась пальцами в растрепанные волосы, — И я неизбежно переживу его... Не смотри на меня так, не жалей. Ты тоже умрешь раньше. Такие как ты вообще не живут долго, а сейчас... Сейчас выживают только крысы вроде Харберта.

 — Где он? — вопрос прозвучал, повинуясь необходимости, и Терис не удивилась бы молчанию данмерки, но та ответила неожиданно быстро.

 — На кухне, где ему еще быть. Он не вылезет оттуда, пока не уйдет Банус.

 — Снова напился? — робкая надежда прожила до саркастического изломанного болью смеха.

 — Нет, он не такой идиот. Он больше не появляется здесь пьяным, — Альга сделала глоток из своего бокала и взглянула в остатки его содержимого,— Здесь вообще теперь пью только я.

 — Лучше не надо. Все...все пройдет, найдут виновного... — слова оборвались, и ничего не осталось, как снова робко погладить информатора по плечу.

 — И воскресят Корнелия, — данмерка грустно усмехнулась и перевела на Терис усталый,

 но немного потеплевший взгляд, — Иди, не слушай меня. Это просто нытье древней старухи, пережившей слишком многих молодых.

 Терис кивнула и медленным шагом покинула комнату, и за ее спиной тут же сомкнулась глухой стеной мертвая тишина, проглотившая и тихий стук бокала о дерево стола, и произнесенные полушепотом на родном языке слова Альги.

 Полукровка усилием воли заставила себя не оборачиваться и побрела наверх. Она определенно не умела утешать и плохо умела слушать. Надо бы остаться с ней, просто посидеть рядом, но время не ждало, и другая возможность...ей ясно сказали о тридцатом числе, без оговорок на возможность искать другого удобного случая. Да и сама ситуация не терпела промедления: державшееся на страхе послушание Харберта — слишком непостоянное, чтобы доверяться ему. Норд, запуганный и сломленный, балансировал на тонкой грани между неповиновением Черной Руке и неповиновением своему Спикеру, и продержаться так долго не мог. Никто бы не мог на его месте, слишком неизбежно раскрытие его роли…и слишком много неясного влечет за собой, чтобы это допустить.