"Наступали по пустой дороге, и к утру 7-го, русские "туристы" вышли по наведенным врагом переправам в тыл к японской группировке, поворачивающей на юг, к мосту. Узкоглазые не ожидали сего воинства здесь никак, а разведданных не запрашивали. Корабли их ушли, раскланявшись по традиционной нелюбви флотских к армейским, мол, ваша суша — вы и воюйте, да и недосуг было соединению торчать "у пустынных этих берегов" — в планах у них значилось — на Корею", — так записал Гном через пять дней после войны. "Чтоб не забылось!"

…Седьмого к вечеру у Гнома, вернувшегося в Штаб флота с Николаевской операции, при известии об Агнце сдали нервы, он запустил стакан об пол и заплакал. "Держите себя в руках, майор!" — сказала Маша грубо. Первый посмотрел на нее и вдруг с болью осознал, что Муха любила Владлена, а его Маринке он был просто братом. Братом, сводным по душе. Аж душу сводит, черт… А он, дурак, ревновал. И не успокаивало этих двух женщин, что они обе замужем, и все такое, и дети у них, и война же… Не игрушки в парламенте… Война… Она — тоже женщина. Взбесившаяся баба, позволяющая мужчинам трахнуть себя в обмен на смерть.

"Прости меня, парень. Ты пришел, чтобы снять с меня печаль по Второму и не удержался — шагнул за ним. Беда какая-то… В чем-то японцы нас, безусловно, переигрывают. Их река Стикс течет себе рядом с рождения, и дети в ней кораблики пускают. А мы все шарахаемся от смерти вместо того, чтобы пришить старуху".

Дальше в голове были уже только действия. Скупые и безошибочные. Он просто мстил за Владлена, как когда-то не мог отомстить за Второго. Он вычерпал из боли и мести столько ненависти и ярости, что этого хватило на четверо ближайших суток. Потом кончилась война, и все дружно пошли спать, даже те, кого легонько прихватило ядерным загаром на Островах. Но с кем не бывает? Интернет-ресурсы то превозносили, то поносили русского адмирала. Правительство приняло его отставку, наградив орденом. Было даже озвучено, что в войне победили русские атомные подводные лодки. Но — для своих. Европа гудела. Москва шумела. Это была не ее победа, но отнятые земли были ее. Как так тупо все сложилось? И было нужно на кого-то свались. По привычке, которая уже истончилась. И еще организовать опалу и починить срочно общественное мнение, которое вдруг очертило на четыре дня громадное гражданское общество в стране. И это гражданское общество встало и воспряло ото сна и было готово победить. И как бы все утилизировать к пользе государства, но что-то рухнуло сразу. Обманули! Предали! И кому продались — американцам! Власти фигели от надвигающейся в народе депрессии. Это вам не пьянки до утра в пустеющих деревнях. Это вам отходняк после бунта… Хотелось кидать короны. Служить молебны. "Лучше бы уж революция, ей-Богу", — сказал жене Невзоров. Наутро его увезли с инфарктом и едва откачали. Пятьдесят лет. Возраст это или не возраст?