– Капитан! – резко одернул его Корнилов. – Я бы попросил выбирать выражения! И встаньте, пожалуйста, когда разговариваете со старшим по званию.

Стас насмешливо фыркнул.

– Это у вас, у живых, звания, чины… а мы, покойники, народ демократичный.

Лежавший до того лицом к стенке Камо резко повернулся и засмеялся.

– Ай, Станислав-джан, как верно сказал. Видите, господин генерал, даже в звании покойника имеются преимущества. Может, присоединитесь? Тем более что и повод есть. И весьма весомый – данное слово нарушили. Любой порядочный генерал уже бы…

Тер-Петросян приставил ко лбу указательный палец и громко щелкнул языком. Два текинца, замершие за спиной Корнилова, смотрели на них, как псы, только ждущие команды, чтобы разорвать в клочья.

– Признаю, – медленно сказал Лавр Георгиевич, – что у вас есть основания для того, чтобы так говорить. Извиняет меня лишь то, что я это сделал не во имя собственной пользы, а во имя России.

– Все гнусности, творившиеся в истории, совершались именно во имя великих целей, – отбросив шутовской тон, резко сказал Стас. – Впрочем, у меня нет ни малейшего желания с вами дискутировать. Делайте то, за чем пришли, и избавьте меня от ваших откровений.

Корнилов закусил губу.

– Хорошо. Поручик, дайте этим двоим коней, и пусть скачут на все четыре стороны.

Он резко повернулся и вышел из камеры, прямой и надменный, как всегда.

– Пошли, чего сидишь?

Один из текинцев махнул рукой, показывая: «Выметайтесь!» Пленники не заставили себя долго уговаривать. После спертого воздуха в камере предутренняя свежесть вливалась в легкие, словно пьянящее вино. Свернув за угол следом за провожатым, они увидели стоящих у импровизированной коновязи с десяток верховых лошадей и рядом наполовину разобранный автомобиль, приткнувшийся «мордой» к стене.

«Техника в руках дикаря – кусок железа», – хмыкнул про себя Стас. Приставленный к лошадкам караульный, что грел ладони над крошечным костерком, подхватил пристроенную меж колен винтовку и вскочил. Выслушав распоряжение, он по-деревенски поскреб затылок и, не спеша отвязав, подвел к ним двух крайних лошадок. Взяв в руку повод, Стас вдруг почувствовал, что у него подкашиваются ноги. Дало себя знать напряжение последних дней, а более всего – та готовность к смерти, которая только что миновала. Звякнула о булыжник подкова, конь мягко тронул его губой за ворот и, всхрапнув, ткнул мордой в плечо.

– Погоди, – хрипло сказал он товарищу, который уже готовился вскочить в седло. – Дай передохну чуток.

И, провожаемый озадаченным взглядом часового, Стас медленно пошел к распахнутым воротам, ведя коня в поводу́. Камо, держа своего коня под уздцы, молча шагал рядом.