— Смотри вниз,— сказал мне Лаэль.— видишь хоть одно дерево? Так-то. Все уже давно на материальную базу пошло. А что, может, на базу и полетим?
— Нет, давай в следующий город.
— Хозяин — барин.
Тут только я заметил, как он изменился. А мне казалось, что времени прошло совсем-совсем мало. Сейчас ему, старику, наверное, очень тяжело.
— Может, я лучше пешком? — спросил я,— Что-то ты не очень выглядишь.
— Ничего,— усмехнулся он,— дотянем.
— И перетянем,— не удержался я.
Мы долго летели. А в конце пути Лаэль сказал:
— Тебе привет от Дины.
— И ей от меня привет,— сказал я. И вспомнил, как мы прощались.
(Музыка та же).
* * *
В этом городе деревья ценили очень. Были они густыми, ветвистыми, широкими. Но очень низенькими. Оказалось, это — специально. Деревья тут нужны были такие, чтобы побольше листьев и легко было собирать. Листья квасили в кадках.
По прибытии я был определен помощником бригадира четвертого участка. В мои обязанности входило докладывать бригадиру о готовности бригады к укладке листьев в кадки. Ставки и ежемесячной десятипроцентной надбавки за честность вполне хватало мне на то, чтобы трижды в день покупать в столовой свою порцию квашеных листьев.
На работе у меня было много свободного времени, потому что после доклада я был абсолютно свободен. Порой мне казалось, что я ничего не делаю. Но от чего же тогда я так смертельно уставал к вечеру? Уставал до полной потери памяти.
И вот по ночам я стал говорить себе: «Ты свободен. Ты можешь двигаться куда пожелаешь. Ты человек. Ты светел». А по утрам меня стало тошнить от квашеного, и я стал пить по утрам ключевую воду. А вскоре пить воду я стал вместо обеда и вместо ужина.
И память возвращалась ко мне по мере того, как высыхало тело мое. И я почувствовал силу. И способность сказать. И я вставал и шел в лес. Там, на поляне, я воздымал очи к звездам и кричал деревьям что есть силы: «Вы свободны! Вы можете расти сколько хотите! Вы — деревья! Вы светлы!»
И я делал так каждую ночь.
Как-то бригадир пришел от начальства хмурый и сообщил, что срывается график. Недопоставка сырья. По неизвестной причине деревья становятся выше, листосбор затруднился. Да и лист становится тонким, прозрачным. Оттого, наверное, что деревья перестали принимать удобрение (измельченные отходы деревообработки), а признают теперь только чистую воду.
Вечером та, что делила ложе со мной, сказала: