Ночью я услышал шелест. Лаэль протиснулся между прутьями:

— Жаль, ты так не можешь. А то бы я тебя вынес. По-моему, поднял бы.

Тут земляной пол камеры зашевелился, набух бугорок, затем он лопнул, и из отверстия на свет показалась голова Мёрцифеля.

— Привет, салага,— осклабился он,—гниешь? Ну-ну, давай. Что делать-то будем?

— Что ты его дразнишь,— нахохлился Лаэль,— ему и так несладко. Лучше скажи, подземный ход долго копать?

— За месяц управимся. Ну, если ты, чистоплюй, поможешь, тогда быстрее. Поможешь, а?

Лаэль потоптался на месте, не зная, что ответить. Жалко ему было своих белоснежных перышек.

Я спас его, вмешавшись. Потому что меня осенило:

— Не надо ничего. Будем подразумевать.

— Это как? — хором спросили они.

— А вот так,— я закрыл глаза и скомандовал себе вслух: — Под гауптвахтой другой город подразуме-е-вать!

И на этот раз у меня получилось. Наверное, оттого, что, проведя столько времени с половой тряпкой в слиянии, я сумел влезть в шкуру жителя этого города. Или оттого, что уж очень мне хотелось быть свободным и путешествовать дальше. Я знаю, в мире столько странного.

(Музыка та же).

* * *

Город встретил меня огромным, писаным белыми буквами по алому полотнищу, транспарантом: «ДОСТАНЕМ И ПЕРЕСТАНЕМ!»

— О чем это? — спросил я прохожего.

— Сейчас позвоню и спрошу,— быстро ответил прохожий, и, быстро заскочив в будку таксофона, быстро набрал номер.

— Сейчас приедут и расскажут,— быстро сказал он, выйдя из будки, и засеменил дальше.

И правда, не прошло и полминуты, как прямо надо мной затарахтело. Я задрал голову и увидел зависший желтый вертолет с синей полосой по корпусу. Двое, задрапированные в серость, сползли вниз по эластичной лестнице и обратились ко мне. Хором:

— Пройдемте, гражданин!