Пробудившееся чудовище бушевало теперь в душах обоих. Это чудовище не имело ни размеров, ни формы, оно было везде и нигде – оно просто
– Я делаю то, что делаю.
Неведомая сила захватила их, укутала, словно одеялом. Никакое иное сознание уже не допускалось. Они ощущали в себе первобытное, стихийное течение, чувствовали единую цель, которой нужно было непременно достичь, это была сила, перед которой во всей вселенной ничто не могло устоять. Это был не Бог, не Жизнь, не какой-то конкретный биологический вид. Это было нечто настолько запредельное и нездешнее, что не поддавалось членораздельному выражению, что Джедрик/Макки – это двуединое существо – не могло даже представить себе
– Для этого ты разбудил меня?
Теперь они понимали, почему старое тело и донорское эго всегда немедленно уничтожали. Эта общность психики создавала… невыносимый шум. Будила внутреннего следователя.
Они понимали вопросы без слов, зная, что никогда не поймут полного смысла и эмоционального напора, что даже попытка сделать это приведет к полному выгоранию. Гнев… удивление… холодное суждение… угроза. Ограничение заключалось в том, как их объединенное сознание (или два слитых воедино сознания) интерпретировало вопрос. Это все, что могло принять единое существо Джедрик/Макки.
Назойливый вопрошатель затих.
После этого они долго не были вполне уверены, были ли они насильственно изгнаны из этого ада или бежали сами, но прощальные слова запечатлелись в их общем сознании огненными знаками:
– Пусть спящий уснет.
После этого каждый вернулся в свое индивидуальное сознание. Они поняли данное им предостережение, но поняли также и то, что не смогут передать весь его грозный смысл другим сознающим существам.
Одновременно существо Макки/Джедрик ощутило проекцию жуткого страха, направленную калебаном Стены Бога, проекцию размазанную, необъясненную. Это был неведомый опыт коллективной памяти мужчины и женщины. Калебан Фэнни Мэй не проецировала это единение на исходного Макки, даже когда думала, что была обречена на гибель.