— Не обманывайся, чужачка, Суд Десяти — это смертный приговор. И я должен был умереть один, но, видимо, они сочли, что преступление общее, а значит, и тебя тоже выпустят на арену со мной. Позор. Что я за маркатчитар такой, даже умереть достойно не могу!
Мив такое заявление смутило.
— Ну прости, что не дала тебе умереть тогда на охоте.
— Прощаю, — неохотно буркнул кот, — это была бы хорошая смерть. Тилгерик мое имя.
— Миверна.
Больше они не говорили до тех пор, пока в дальней части помещений не начали опускаться части потолка, образуя нечто вроде пандусов, ведших наверх.
— Пора, арена ждет.
— Стой. Что такое Суд Десяти?
— Казнь, — ответил Тилгерик, беззвучно шагая вперед. — Десять зверей. Каждого в одиночку не одолеть. Или одолеть, но только большой кровью, после которой трофеев не собрать. Даже если убьешь одного, второй тебя добьет. А если тебе повезет со вторым, то третий… Каждый следующий хуже предыдущего, и выжить нельзя. Ты готова, женщина? Ты готова умереть?
Миверна покрепче сжала копье.
— Вообще-то я надеюсь, что все закончится хорошо.
Над населенным Маркатом царил вечный мрак, местами посветлее, местами — потемнее, но арена по меркам аборигенов оказалась очень хорошо освещена. Ламп зажгли много, хотя горели они на человечий взгляд едва ли в треть силы. Все заливало утомительно густое оранжеватое свечение.
Арена амфитеатра оказалась довольно обширной, а трибуны поднимались высоко, и гремели они знатно. В особой ложе возлежал в окружении женщин массивный маркатчитар с кубком в руке — очевидно, новый вождь.
— По обычаю мы должны выказать почтение, — сказал Тилгерик, стоя рядом с Мив, — но я не стану. Пусть Олувар сожрет свой хвост!
Его резкий жест заставил трибуны взреветь громче.
— Вон тот рядом, это Ршшагрев. Ты здесь по его милости.
Глянув на высокого черного кота, басилп повторила жест собрата по несчастью.
Прозвучала громкая труба.
— Готовься, — рыкнул Тилгерик, разворачиваясь спиной к ложе, — мы умрем с честью!
— Я бы предпочла еще пожить. Мне бы мое оружие да немного солнечного света, чтобы зарядить…