Едва Харднетт задал себе этот вопрос, внутри что-то оборвалось и лопнуло. Он закричал:

— Какого черта! — И, сбрасывая морок, со злостью посмотрел на рейнджера.

Тот стоял метрах в пяти.

Однако это был вовсе никакой не рейнджер.

Это был он сам, Вилли Харднетт. Собственной персоной. Только без дурацкой маски.

— А я тогда кто? — спросил сам у себя Харднетт, невольно проведя ладонью по коже искусственного лица. — Кто тогда я?

Тот, другой Харднетт, ничего не ответил. Вместо этого приблизился еще на один шаг, отчего соединяющая их фиолетовая дуга сжалась и сделалась толще. А потом он сделал еще один шаг и стал насвистывать незамысловатую мелодию. Впрочем, при всей незамысловатости в ней скрывалось столько смысла, что найти с ее помощью ответ на любой, даже самый проклятый вопрос никакого бы труда не составило. Но Харднетт больше не собирался задавать никаких вопросов. Не потому, что знал ответы, а потому, что уже не нуждался в них. Глядя с вызовом на самого себя, такого до боли родного и такого до боли чужого, выхватил нож и крикнул:

— Ты — это я, но я — это не ты!

После чего рубанул золотым лезвием по туго натянутой нити.

Мелодия прервалась, раздался визг, оборванная нить закрутилась в спираль, сжалась, а потом, резко распрямляясь, выстрелила в небо.

Когда Харднетт опустил взгляд, Чужого уже не было. Вырвал клюв из сердца, унес свой образ куда подальше. На месте, где стоял тот, другой Вилли Харднетт, теперь лежал мертвый рейнджер. И секунды не прошло, как он растворился в воздухе, словно в соляной кислоте. Но не с концами. Вместо него появилась дохлая птица. Через мгновение птицу сменила змея. А змею — полевая мышь. А мышь…

Глядя на диковинную трансформацию мертвой плоти, Харднетт устало подумал: «Почему всегда так: когда убиваешь себя, убиваешь и кого-то еще?»

Никто ему не ответил.

Некому было.

Глава седьмая

Глава седьмая

1

— Потому что ты на посту и твое оружие всегда должно быть в руках! — рявкнул Влад. — Ты можешь поднять свой арбалет за две секунды? Да?.. Нет?.. Если нет, то закрой глаза и открой рот — ты мертв. Ты врубился, боец? Повторяю: на посту держи оружие так, чтобы в любую секунду пустить его в дело. Врубился?

Юный ополченец потирал ушибленный зад и мало чего понимал. Этот двоечник плохо знал всеобщий язык. Просто отвратительно.

— Переведи, — потребовал Влад, повернувшись к Болдахо. Тот шмыгнул простуженным носом и приступил, как умел.