Стримбор с Алиной переглянулись, поняли друг друга без слов, уселись на высокие табуреты у барной стойки. Трактирщик преподнес им два кубка. Алина подкинула в воздухе монету. Поймав ее, Рубай отодвинул деньги обратно к руке девушки.

— За счет заведения, — решительно сказал он. — Лучшее…

— Деньги для нас не проблема, — отмахнулась Алина и оборвала себя на полуслове, посмотрев на человека внимательно. В нормальном состоянии она просто убила бы этого смертного без разговоров. Но «Грёза» снесла в ее сознании какой-то заслон. Поэтому, вместо того чтобы достать клинок, она сказала медленно: — Ты поклонялся ему, человек. А я любила. Для тебя он был владыка морей Траэллита. А для меня — Трэн наглый Змей, который удирал, как мальчишка, когда я подходила к нему с гребешком. Для тебя он был самым почитаемым богом, когда-то подарившим свое благословение. А для меня — любимым, с которым мы танцевали под музыку дождя и собирались плыть на Велимор. А для него, — кивок в сторону сгорбившегося Стримбора, — Трэн был родным братом, с которым нога в ногу пройдено пять тысяч лет. Неужели ты действительно считаешь, что его смерть для нас ничего не значит? Неужели, смертный, ты действительно счел, что можешь страдать сильнее нас?!

— Линка… — Стримбор накрыл своей ладонью ее лежащую на столе руку. И только тогда девушка почувствовала, что ее рука гораздо горячее, чем должна быть. — Остынь.

Она убрала ладонь со стола и с некоторой оторопью уставилась на обугленный след.

— П-простите… богиня… — заикаясь, выдавил бледный, как мука, мужчина, обливаясь потом.

Девушка усмехнулась. Почему-то от этого захотелось бежать без оглядки как можно дальше. Рубай, мужик не робкого десятка, понял, что теперь ему всегда будет сниться в кошмарах эта жуткая усмешка на бледном и красивом лице.

— Глупец. Это какая-то отличительная человеческая черта — не понимать! — Алина подняла кубок. — Легкой смерти нам, Стрим, бог-ветер.

— Легкой смерти, Лина, богиня-огонь, — поднял кубок Ветер. — И успеха в мести.

— Мы убьем их всех. Если не мы, то Альтис. Не сомневайся.

Никто не увидел спрятавшегося, как провинившийся паж, за лестницей императора. Тигран подслушивал и чувствовал себя при этом не слишком уютно. А услышанное напрочь выбило его из колеи. Он, он один, никчемный потомок величайшего предка, виновен! Виновен в смерти стольких бессмертных, что это никак не укладывается в голове.

Беловолосый подросток увлеченно пинал стену конюшни.

— Не старайся, не проломишь, — сообщил голос за спиной.

Арох остановился на мгновение, стукнул еще раз со всей силы и только тогда отозвался: