— А конем ты был красивей, — веско заметила Алина.

— Для тебя, высшая, я могу и конем побыть, — отозвался къяр, не вставая с колена. Только в голосе прорезалась неподдельная радость. — Создатель подарила мне возможность оборотничать.

Альтис еще раз огляделся, огладил рукой волосы и сказал:

— Не знаю, сколько лет я не ел, но проголодаться успел изрядно.

Марго улыбнулась и повела недавно пробудившихся Пламенных прямиком на кухню. Зная далеко не мирный и не покладистый характер этих двоих, она предполагала, что они сбегут сразу, как только утолят голод. И даже къяра не возьмут.

Она оказалась права.

— Все говорят, что пить нельзя… ик!.. Что надо жить и пить нельзя… — распевал песню хмельной припозднившийся путник. Он брел по улице — идеальная жертва для грабителей. Вот только те, кто еще остался в живых на своей кривой дорожке, — пуганые. К этому невменяемому давно не лезут. В любом состоянии он дрался как бешеный. Разве что залетный гастролер полезет… — Дом, семью и детей… ик!.. И работу… И пить нельзя… — приложился к бутылке и продолжил: — А я говорю: есть у меня что положить на ваше мнение… И пить я буду!..

Остановился, с интересом повернулся в сторону темной подворотни. В сумраке притаилась троица. Ночной гуляка опять приложился к бутылке. Вскинув голову, сделал несколько богатырских глотков, во время которых — ему казалось — грабители мысленно умоляли Купол направить сегодня этого ненормального мимо них.

— Нет, ну ты на это только посмотри! — послышался отчетливый возглас. — Оставь его одного — он уже на дне бутыли!

— Да тут, по-моему, дно бочки уже, а не бутылки, — ответил второй голос. Глубокий и сильный. — Или скорее целого резервуара…

Путник мгновенно перестал пошатываться, уставился перед собой. Подозрительно посмотрел на бутылку в руке.

— Допился, — сообщил ночному небу. — Горячка белая, здравствуй. И где добрые стражники, а то мне бы в холодный подвал на вытрезвление…

Попытался снова поднести бутылку ко рту, но выронил от вопля на всю улицу:

— Волк, ты что, охренел?! Это мы, Творца твоего за ногу, придурок лохматый!

Оказавшаяся перед беловолосым девушка в легком черном доспехе ростом была ему по плечо.

— Линка?!.. — сипло выговорил Арох. — Ты же умерла… Я горел в этом проклятом огне вместе с тобой… Я похоронил тебя, сестра моя! А потом сдох, когда и Ала не стало! Не рви мне сердце, глюк алкогольный…

Она коротко замахнулась и отвесила такую сильную пощечину, что Волк пошатнулся. Прижал ладонь к горящей щеке. И вынес вердикт:

— Видения не дерутся. — И заорал, подхватив ее, закружив в воздухе: — Алина-а!.. Живая-а-а!..