– Iagamam ji biqari o-koarin.

– Убью тебя? – покачал я головой. – Нет, не я. Кто-то другой убьет.

– Как? – спросило оно.

В его голосе чувствовалась какая-то эмоция. Может быть, страх?

Во всех историях обо мне – во всех, что я слышал, и даже в тех, которые сам же и распускал, – это событие описано не совсем правильно. Мое первое столкновение с врагами. Мне приходилось слышать, будто бы я зарезал это существо на Колоссо, на глазах у всего Эмеша. Или будто бы моя первая встреча со сьельсинами произошла вообще не в Боросево, а на юге, в Калагахе, где я повстречался среди развалин с ичактой Уванари. Оперы и голофильмы восхваляют меня как воина или проклинают как чародея, магуса, влившего яд в ухо императору. Никто не может представить – и не сможет поверить, – что наша первая встреча произошла среди нечистот в душной подземной тюрьме колизея. В жалкой, неприглядной обстановке, без всякой торжественности.

– Как? – снова спросило существо.

– Sim ca, – ответил я, выбрав правду, а не успокаивающие иллюзии.

«Скверно».

Я так и не услышал ответ Макисомна, потому что либо Стоп, либо Тормоз – этого я тоже не узнал – ткнул шокером мне под лопатку, и мир погрузился во тьму.

Глава 43 Граф и его лорд

Глава 43

Граф и его лорд

Очнувшись, я обнаружил, что, вопреки ожиданиям, не связан. Я полулежал в широком кресле в тускло освещенной комнате с кондиционером. Трудно было припомнить, когда мне было так уютно и одновременно так больно. Шокер действовал не настолько мягко, как станнер наемника из «Белого коня». Я чувствовал себя ничуть не лучше, чем когда-то в Мейдуа, после того как меня избили до полусмерти уличные хулиганы. Оставалось радоваться лишь тому, что в этот раз на мне не было коррективов. Сделав несколько осторожных движений, я убедился, что кости не сломаны, и принялся изучать обстановку. После нескольких лет жизни в неоново-пластиковом мире массового производства для плебеев комната показалась мне откровенно роскошной, далеко превосходящей мои самые смелые мечты. Стены были отделаны не штампованной имитацией, а натуральным тиковым деревом – наверняка привезенным из других миров. Тщательно выложенный плиточный пол покрывали тавросианские ковры зеленых, золотых и коричневых оттенков, с изображением сцен охоты в классической, неподвластной времени манере. Шелковые портьеры по обеим сторонам двойных дверей колыхались под дуновением ветра, ослабленного мерцающим статическим полем. Все вокруг производило впечатление ручной работы, которая в нашем мире машинного совершенства, где даже драгоценности изготовляются серийно, давно стала величайшим сокровищем.