– Иди за ней.

– Подождите!

Я догнал Валку в темной колоннаде из розового мрамора, потемневшего под губительным солнцем. И почувствовал стыд, стоя в неопрятном тренировочном костюме перед тавросианкой.

– Подождите, доктор Ондерра.

Валка обернулась, опираясь рукой об округлое бедро. В отличие от меня она казалась высеченной изо льда… Хотя не играла ли на ее губах легкая улыбка? Может быть, она смеялась надо мной? Но выхода у меня не было.

– Простите меня. Вы были правы, я ударил Гиллиама за то, что он сказал про вас. Не смог удержаться.

Перед глазами у меня вспыхнуло видение распростертого на полу бесчувственного Криспина, и на мгновение мне почудилось, будто он лежит на мраморе между нами. Где-то среди деревьев за колоннадой запела птица, пронзительно взывая к румяному полуденному небу. Я отмахнулся от образа своего брата, сжал кулак, которым ударил Гиллиама, и тихим голосом добавил:

– Это моя ошибка.

«Ярость ослепляет, – утверждают схоласты, – спокойствие прибавляет зоркости».

Они избегают гнева, как избегают всех сильных эмоций, этой мути в чистых водах разума. Возможно, это к лучшему, что я не попал на Тевкр, в Нов-Сенбер. Страх. Страх лежит в основе всего, это дракон в классическом смысле, дракон, порождающий чудовищ. Смерть рассудка. Почему я боялся? Что было в Валке такого, из-за чего привычные чувства становились странными, словно звезды в небе Эмеша?

– Совершенно верно, – произнесла она ясным голосом, тихим и мрачным, как воздух под сводами колоннады. – Это ваша ошибка.

Она ничего больше не сказала, но и не ушла. Я попытался сосредоточиться, справиться со страхом, бешено стучавшим в моих висках. Страхом перед чем? Перед тем, что Валка возненавидит меня? Уже возненавидела? Никогда не заговорит со мной снова? Во имя Земли и императора, возможно, она все-таки была ведьмой, и я попал к ней в плен.

Я откашлялся:

– Как я уже говорил, меня когда-то готовили в дипломаты…

И как дурно все это кончилось! Трудно вообразить менее дипломатичный поступок, чем ударить Гиллиама по лицу.

– Дипломат должен прощать людям их… их непохожесть. По крайней мере, попытаться понять их… со временем.

Я нес чепуху. И понимал, что несу чепуху, но продолжал барахтаться в словах, как утопающий, что надеется доплыть до берега или до обломка мачты, за который можно уцепиться.

– Я виноват, что пытался заступиться за вас, мне не следовало вмешиваться. Но теперь уже ничего не изменишь.

Она по-прежнему молчала, только барабанила пальцами по планшету, привычно висевшему на ее бедре, словно оружие в кобуре.