– А сэр Эломас?

– Пытается договориться, чтобы ССО разрешили ему вернуться и привести лагерь в порядок. Кажется, он забыл там свое вино.

– Только не вино! – Я сделал все возможное, чтобы изобразить ужас, но мне не хватило искренности. – Может быть… может быть, вы войдете?

Тавросианка стояла в дверях и разглядывая меня, все еще касаясь рукой пульта. Я обрадовался, что ей разрешили носить его с собой в Боросево, даже после того происшествия на рыбном складе. Кто-то маленький и глупый во мне нуждался в том, чтобы приписать себе эту крохотную победу, и я просиял, увидев, что прибор при ней. Теперь я понимаю, что это не имело ко мне никакого отношения. Мне просто хотелось верить, что я способен чем-то помочь.

– Вы ужасно выглядите, – произнесла Валка.

Несомненно, так оно и было. Я видел свое отражение в зеркале десятью минутами раньше, в ванной комнате. Мои черты всегда были резкими и жесткими, а теперь они приобрели изможденный, восковой вид. Лиловые глаза запали, под ними появились темные круги. Черные волосы, когда-то аккуратно причесанные, теперь беспорядочно свисали, достигая подбородка. Вероятно, от меня дурно пахло. Бродяжничая на каналах под зиккуратом замка, я утратил естественную потребность регулярно принимать душ, а после всего того, что я видел… ну хорошо, я и поесть-то забывал, не говоря уже о чем-то еще.

Однако Валка вошла без дальнейших комментариев, предоставив мне право закрыть дверь. Помня о наличии камер в комнате, я плюхнулся в кресло рядом с голографическим экраном и низким кофейным столиком. Доктор окинула взглядом мое жилище, оценив царивший в нем беспорядок: рисовальные принадлежности на столике, измятый камзол на спинке стула, пустые винные бокалы и недопитые стаканы с водой на полках, столах и буфетах. Она подошла к окну и резко отдернула узорчатые шторы, впуская в комнату бордовый солнечный свет.

– Нужно навести здесь порядок.

Она встала у окна, темный женственный силуэт на фоне раскинувшегося внизу города. Я вздохнул.

– Слуги все сделают, – проворчал я, но принялся собирать карандаши со стола и с открытого листа блокнота, на котором была изображена рука ксенобита: шесть когтистых пальцев, на каждом пальце по лишней фаланге, каждая фаланга длинней человеческой. Когти оставались только на трех пальцах, а один был отрезан до сустава. На запястье виднелась полоска содранной до мяса кожи, шириной в два дюйма. На первый взгляд могло показаться, что это иллюстрация к древнему, но фантастическому трактату по анатомии. Могло бы, если бы не боль. Боль просто изобразить и еще проще почувствовать.