– Значит, ты собираешься это сделать.

В темноте сверкнул синий язык, казавшийся теперь черным. Существо попробовало воздух на вкус.

– Ты ведь именно этого и хотело. Потому я и пришел.

Я поднял дагу перед собой. Тускло-белое лезвие в полумраке заблестело голубовато-серым, обретая почти такой же цвет, как меч маэскола из высшей материи. Я искренне жалел, что держал в руках не это оружие, а обычную цирконовую керамику.

Сьельсин стоял передо мной, что-то дьявольское было в его непристойной наготе. Я слышал, как раздуваются его ноздри.

– Да. Не знаю, как тебе удалось. Но вот мы и остались вдвоем.

– Ндакту! – ответил я, не теряя осторожности. – Ты сказало, что это моя вина. Ты хотело, чтобы я пришел сюда.

Я понимал, что пытаюсь договориться со смертью, что никому еще не удавалось это сделать. Но я потратил столько сил – столько сил! – чтобы добиться цели, чтобы исправить то, что сам натворил, и избавить это существо от столь очевидных мучений.

– Если ты умрешь здесь, кто будет допрашивать моих людей? – просто сказало Уванари. – Чтобы говорить с ними, нужен ты.

– Найдут другого переводчика! – Мой голос дрогнул от отчаяния. – Без меня твои люди погибнут.

– Они и так погибнут, – возразило Уванари, – но я не хочу, чтобы их мучили.

Существо снова бросилось вперед неловкими, дергаными движениями, утратив координацию из-за боли и долгого висения на кресте. Я отскочил в сторону и укрылся за крестом, заставив сьельсина остановиться. Даже в лучшие дни, без доспехов и с таким оружием, какое было у меня сейчас, я стал бы для него легкой добычей. Оно было крупней меня, выше, с более длинными руками, а также когтями, клыками и рогами, достаточно острыми, чтобы убить человека, и с мускулами, усиленными специальными практиками, не дающими им атрофироваться в космосе. Как я мог надеяться, что устою против всего этого со своим жалким ножом? Уванари махнуло левой рукой – той, на которой еще оставалось четыре когтя, – но я поднял нож и порезал ему предплечье острой кромкой, а потом развернулся и опустил перекладину креста, чтобы отгородиться от противника.

– Я хочу спасти их! – проговорил я сквозь стиснутые зубы. – Честное слово! Договориться…

Схватив перекладину креста, я рванул ее вверх, пытаясь попасть по лицу сьельсина, а сам отскочил назад.

– Я хочу связаться с вашим аэтой. Все, что я сказал, это правда.

– Paiweyu.

«Мне все равно».

«Гиллиам». Я точно помню, что подумал тогда о нем. Совершенно отчетливо увидел перед собой горбатого интуса, смотревшего на меня от дальней стены комнаты. «Снова Гиллиам». Глупость и самонадеянность толкнули меня туда, где я не хотел быть, и лишили свободы выбора. Я оказался жертвой, но только не судьбы, а собственных логических построений.