– Знаешь, а ты ведь храбрая, – сказала она, – нет, правда. Ты не просто человек на протезах, ты нечто куда большее.
На Ревну напала икота.
–
Она и в самом деле знала. Все так суетились вокруг истории с ее ногами, но ей самой,
А заодно и злилась на себя – за то, что об этом забыла, пусть даже на миг.
20 Братья тебя не бросят
20
Братья тебя не бросят
Линне вытащила из ранца ракетницу и засунула за ремень на поясе. Затем пнула его, столкнув вниз с вершины, на которой они стояли, повернулась к Ревне спиной и встала на колени. Та хотела было спросить у нее «ты уверена?», но вовремя спохватилась. Линне тем и отличалась, что никогда не испытывала сомнений.
Ревна обняла ее за шею, Линне обхватила ее ноги пониже коленей. А когда с трудом поднялась на ноги, проворчала:
– Что ж ты такая тяжелая?
Ревна прижалась к ней сильнее.
– Отец никогда не учил тебя не шутить по поводу веса девушки?
Линне было не смешно. Она решительно пошла вперед, уверенно переставляя ноги. Ревне оставалось лишь к ней прижиматься.
Когда они зашагали в гору, тропинка пошла круче, и вскоре Линне уже по самые икры проваливалась в снег. Лес поредел, пение птиц постепенно стихло, и вот уже весь воздух без остатка заполнил собой один-единственный звук – хриплое дыхание Линне, вдохи и выдохи в такт с сердцем Ревны. Холод так глубоко пробрался той в кости, что она испугалась никогда от него не оттаять. У нее опухли глаза, ей хотелось только одного – плыть вот так на плечах Линне. Каждая частичка тела отдавалась болью. Руки и ноги болели от того, что она сама держалась за штурмана, а штурман держала ее. От усталости болела голова. Сердце болело от того, что уже произошло с нею, и всего, чему еще только суждено было произойти. Ночь вступала в свои права, а Линне все шла и шла. Сквозь облака просачивался едва заметный лунный свет, придавая окружающему миру призрачные оттенки.
Из ладоней Линне струился слабенький поток искр, едва освещавший тропинку. Ревна ждала первых снежных зарядов. Через горы им надо было перевалить до того, как разгуляется вьюга.
– Мы почти на месте, – говорила, задыхаясь, Линне, – почти на месте.
Шагая, она постоянно повторяла эти слова, пока они не превратились в тихий речитатив, который вскоре, когда они стали подниматься все выше и выше, сменился ровным дыханием. По нему Ревна отмеряла время. Вот они преодолели еще один метр, потом еще и еще.