— Знаешь цену их предательству? — ходящий впервые с последнего разговора с отцом посмотрел тому в глаза. — Разрушенный Мир йерро! Это результат союза с Ними! А каков был план? Хорош во всех смыслах, продуманный до тонкостей. Мы истребляем верхушку Радастана. И, если получится, даже Верховного. От Праведников требовалось лишь одно: в отсутствие лучших ходящих прикрыть нас. Да, мы знали, что любой из Миров хотел бы, чтобы ходящие служили только ему. Но это… это… так… мерзость… Радастан, как мы и думали, напал в ответ, и эти… светоносцы… с душами черными, как самая глубокая Бездна, пришли лишь тогда, когда выбора у нас уже не осталось. План развалился, и куски его уже пожирал Эллоаро. Хорош был выбор. Присягнуть в служении только Им в обмен на защиту или исчезнуть как вид, — голос Кйорта дрогнул и сорвался на крик. — И тут я спасал всех этих d`namme не для Них, а от Них! Вот цена предательства тех, кого ты считаешь достойным веры. Тех, кому ты посвятил жизнь в этом Мире. И разве я хоть слово сказал тебе? Вовсе нет. Ибо каждый волен выбирать. Каждый! И они не лучше, не хуже. Нет. Они такие же. Они такие же Высшие духи, как и остальные. И есть лишь один План, который йерро ненавидят больше.

— Кйорт, сын мой. Прости. Я не знал, — священник без сил опустился на табурет. — Я…

— А какое это имеет значение? Это бы как-то изменило твою просьбу?

— Не думаю, — медленно произнес Волдорт.

— Вот видишь. Но я поступлю, как обещал, — Кйорт в упор смотрел на отца.

— Прости меня, сын. Прошу тебя…

—Тебе не за что. Ты был хорошим отцом. А сейчас прошу, оставь меня одного, — ходящий продолжил одеваться.

Стена в его душе выдержала этот удар с завидной стойкостью. Он не зря возводил ее долгие годы: ни один камешек не шелохнулся.

— Как пожелаешь.

Волдорт, подавленный услышанным, медленно вышел. И лишь снаружи его плечи затряслись от рыдания. Впервые его сын так говорил с ним, а ведь он не лгал. Волдорт сжал рукой грудь: он не хотел слышать такую правду. Во времена всеобщей лжи никто не хочет ее слушать, и старый священник, бывший эккури, не был исключением. Но она проникла в него и горела в груди, словно наказывая его за право оставаться человеком. На него удивленно посмотрел Урс — широкоплечий оборотень с маленькими холодными глазами. Священник махнул рукой и пошел по коридору. Урс смотрел ему вслед, пока тот не скрылся за дверью.

Скрипнули дверные петли.

— Как твой брат? Не получил нагоняй за то, что проворонил меня? — ходящий поправил перевязь с пристегнутым аарком.

— Нет, — голос оборотня был глубоким и приятным, чуть булькающим и хриплым.