– О Свет! – выдохнула Эгвейн. От потрясения ее уберегла упоенность напором саидар. – Да поможет тебе Свет и утешит тебя, дочь моя. Почему ты мне не сказала? Я бы… – Слова повисли в воздухе, и Эгвейн умолкла, сама сознавая, что ничем она помочь не смогла бы.

– И что бы вы сделали? Что? Да ничего! Вы бессильны перед этим. А они сказали, что смогут вернуть мне способности с помощью могущества… могущества Темного. – Белдейн крепко зажмурила глаза, из-под век выкатились слезы. – Они изувечили меня, мать, они меня заставляли… О-о, Свет, как они меня мучили! Элайда пообещала, что они вновь сделают меня цельной, вновь способной направлять, если только я стану повиноваться. Вот почему мне… Мне пришлось!

– Значит, Элайда в самом деле из Черной Айя, – мрачно промолвила Эгвейн. У стены стоял узкий платяной шкаф, в нем висело зеленое шелковое платье, приготовленное на тот случай, когда у нее не будет времени вернуться в свои покои и переодеться. Рядом с платьем в шкафу висел полосатый палантин. Эгвейн принялась торопливо, со всей возможной быстротой одеваться. – Что они сделали с Рандом? Куда его увели? Отвечай мне, Белдейн! Где Ранд ал’Тор?

Белдейн вся сжалась, съежилась, обратив свой потускневший, унылый взор будто бы внутрь себя. Губы у нее мелко подрагивали. Наконец она собралась с духом и выдавила:

– На Двор отступников, мать. Его увели на Двор отступников.

Дрожь охватила Эгвейн. Дрожь страха. Дрожь ярости. Элайда ни часу не стала ждать. Двор отступников использовался лишь для трех целей: для казней, для усмирения Айз Седай или же для укрощения мужчины, способного направлять Силу. Но и то, и другое, и третье требовало личного указа Престола Амерлин. «Так кто же тогда носит сейчас палантин?» Кто же, как не Элайда, уж в этом Эгвейн была уверена. «Но как ей удалось так быстро заставить их принять свою власть, ведь меня еще не судили и приговор мне не вынесен? Не бывать другой Амерлин, пока меня не лишили палантина и жезла. И они убедятся, что ничего у них так просто не выйдет. Свет! Ранд!»

Эгвейн направилась к двери.

– Что вы сможете сделать, мать? – рыдала Белдейн. – Что?

Было неясно, имела в виду Белдейн Ранда или же себя.

– Куда больше, чем кто-то предполагает, – сказала Эгвейн. – Белдейн, я никогда не держала в руках Клятвенного жезла.

И под всхлипы Белдейн она вышла из комнаты.

Собственная память по-прежнему играла с Эгвейн в прятки. Она знала: ни одна женщина не могла получить шаль и кольцо без того, чтобы принести Три Клятвы, крепко держа в руках Клятвенный жезл – тер’ангриал, который обязывал женщину неукоснительно блюсти данные обеты так, словно они с самого рождения были запечатлены у нее в самой плоти и крови, врезаны в ее кости. Ни одна женщина не становилась Айз Седай, не связав себя этими клятвами. И все же девушка знала: как-то, неким неясным для нее образом именно такое с ней и случилось, а уж вспоминать и доискиваться до сути, почему так произошло, она нисколько не собиралась.