– Едва ли это вас касается, – прищурился адмирал Мендерес.

– Не могу согласиться.

– Сочувствую. – он сложил пальцы-сосиски домиком и подпер ими двойной подбородок. – А теперь третий и последний раз спрашиваю: ваша поисковая партия обнаружила следы личности, известной как Она Судак?

Я покачала головой.

Адмирал нахмурился еще грознее:

– А мой сын?

Хотя бы это я знала.

– Он внизу, на планете. И был жив, когда мы в последний раз связывались с отрядом. До того как «Фенрир» разбомбил наш челнок.

Я подалась вперед и вопреки желанию наорать на этого тупицу продолжала вести разговор сдержанно и профессионально – насколько позволяли обстоятельства.

– А теперь, – сказала я, – возьмусь напомнить, что вы незаконно препятствуете действиям спасательного судна, и рапорт об этом будет отослан, как только вы перестанете блокировать нам гиперсвязь.

– Ваши рапорты меня не волнуют, капитан. Я хочу найти сына.

– Правда? – я не скрыла сарказма. – Просто по тому, что мне рассказывал Престон, вы едва ли претендуете на звание «отца года».

Он глянул на меня, как на грязь под ногой:

– Прошу прощения?

Я ударила по больному, и мы оба это понимали.

– Вы, как только он не дотянул до ваших мерок, сбагрили его нам, – сказала я, – и умыли руки.

– Вот как?

Он сел прямо, отстранился от камеры. Лицо его стало жестким, а голос – зловеще тихим:

– Да что вы знаете, капитан! Когда я понял, что мальчик не подходит для флота, я решил закалить его службой в Доме. Дал ему шанс на достойную, полезную жизнь. Шанс получить со временем свой корабль под команду.

К концу этой короткой речи верхняя губа у него вздернулась, открыв не только зубы, но и десны.