Спешно сбросив халат, Аларон взял чашку и начал поливать свою задубевшую кожу горячей водой. Затем он кое-как побрился, хотя его руки тряслись так сильно, что он несколько раз порезал себе лицо, и помчался наверх за чистой одеждой, боясь, что Цим уйдет еще до того, как он успеет привести себя в хоть сколь-нибудь презентабельный вид. Спешно набросив первое, что попалось под руку, Аларон провел пальцами по своим мокрым волосам и спустился вниз.

Цим к тому времени уже вернулась на кухню. Критически оглядев Аларона, она протянула ему руку.

– Можешь приблизиться, – царственно произнесла девочка.

Неуверенно подойдя к ней, Аларон наклонился, чтобы поцеловать ей руку, однако Цим внезапно вырвала ее и влепила ему такую пощечину, что он пошатнулся.

– Ты о чем вообще думал, дурак? Ударить городского чиновника? Болтать о Скитале Коринея в зале, полном рондийских магов? Ты хренов самоубийца? Или придурок?

Ее глаза пылали.

– Ты видела Рамона? – сумел произнести Аларон, потирая щеку.

– Табор моей семьи ехал через Силацию и останавливался в его деревне. Он очень волновался за своего приятеля Аларона Тупоголового, похерившего свое будущее. А теперь я здесь и вижу, что ты вознамерился хандрить, пока не помрешь.

– Я не хандрю. Я просто…

Он замолчал.

– Я думала, что ты хоть чуть-чуть сильнее, Аларон. Ты семь лет тайком сбегал из коллегии, чтобы учить меня магии, рискуя отчислением каждый день. Я думала, у тебя кохонес[13] побольше.

– Ты не понимаешь…

Скрестив руки на груди, она сверкнула на него глазами.

– Правда?

Откинувшись на спинку скамьи, Аларон тоже сложил руки. Ее пылающий гнев заставлял его чувствовать слабость.

– Когда они проваливают тебя, это конец. Финал. Ты не можешь использовать амулет, так что твой гнозис жалок, а если они поймают тебя на его использовании, то упекут в тюрьму или еще что похуже. В глазах людей ты отвергнут Богом, и с тобой можно поступать, как заблагорассудится. И перед твоими глазами все время стоит тот, кем ты должен был стать. Я должен был стать огненным магом и присоединиться к священному походу; теперь же я не смогу пополнить легион даже в качестве рядового, потому что остальные бойцы разорвут меня в клочья. Я не мог помогать па в его деле, как он надеялся, и не могу построить ему воздушный корабль, как он того хотел. Я никогда не смогу вернуть ему стоимость моего обучения в коллегии, а теперь еще и матери придется покинуть имение. Всей нашей семье настал конец – по моей вине. – Закрыв лицо руками, он прошептал: – Думаю, мне лучше просто убить себя.