2 месяца до Лунного Прилива

Посланник Рондийской Империи Белоний Вульт улетел домой глубоко возмущенным. Переговоры между рондийцами и Салимом продолжились, но, к огорчению Антонина Мейроса, без участия Ордо Коструо. Тем временем губернатор Бетильон терял контроль над улицами. В Казу Мейрос то и дело долетал грохот сапог маршировавших солдат и слышались отдаленные крики; иногда в стены ударялись камни. В воздухе все сильнее ощущался запах дыма, а птиц-падальщиков становилось больше.

В конце джумады Мейрос сказал Рамите, что у него есть для нее сюрприз.

– Жена, я хочу кое-что показать тебе, пока ты все еще можешь путешествовать. Утром первым делом подготовься к суточной поездке. Бери только одежду; обо всем остальном я позабочусь сам.

Его слова озадачили и заинтриговали Рамиту, но перспектива покинуть Казу Мейрос сулила ей немало положительных эмоций. Весь дворец готовился к эвакуации в Домус Коструо. Это означало, что их дом, вероятно, разграбят, однако даже муж Рамиты не смог бы гарантировать их безопасность, если бы они остались там после начала войны. Рано или поздно дворец взяли бы штурмом.

Несмотря на это, Мейрос, войдя в ее внутренний дворик на следующее утро, выглядел почти беззаботным. Дул ласковый ветерок, и Луна спускалась к горизонту на западе, порозовев от поцелуев восходящего Соля. На Рамите был красно-желтый сальвар. В качестве украшений она выбрала серебряное кольцо для носа, а также рубиновые кольца и браслеты. Ее волосы были заплетены в косу, спускавшуюся по спине. Живот девушки едва заметно округлился, а в целом она чувствовала себя хорошо.

– Ты готова, жена? – радушно спросил Мейрос. – Тогда спускайся в нижний двор.

Гурия взяла Рамиту за руку – не потому, что ей нужна была помощь: она нервничала из-за того, что Рамита уезжала одна.

– Рамита, что, если это какой-то трюк с целью запереть тебя где-нибудь, как он считает, в безопасном месте?

– Я уверена, что он не может так поступить, в противном случае я настояла бы на том, чтобы ты отправилась вместе со мной. – Рамита поцеловала Гурию в лоб. – Он говорит, что мы вернемся завтра.

В центральном дворе их взорам открылась странная картина: на камнях был расстелен старый ковер не менее двадцати футов в длину и восьми в ширину. Он заметно выцвел, хотя сам узор, выполненный в темно-бордовых, черных и белых цветах, оставался по-прежнему красивым. У одного из его концов были сложены несколько одеял и корзин. Олаф как раз закончил укладывать в сумку винную бутылку. Йос Кляйн стоял, прислонившись спиной к стене и не особо стараясь скрыть свое недовольство.