“А вдруг?!” – хлюпнуло гадкое откормленное создание. “А если?!” – сдвинулось с насиженного места. “Разве плохо оказаться одним из них?!” – слизь сгустилась в первую нить – зародыш будущего кокона грядущего метаморфоза. “Они омерзительны, отвратны и гадки, но они сильнее всех, разве не так?!” – пучок нитей стянул набитый запасами пищи мешочек с крошечной, еле заметной головкой. “Кто запретит ему оставаться самим собой?! Их возможности и твоя сила – перед этим не устоит ни один легион материковых выродков! Нужно только согласиться. Ты ведь согласен?!” – пеленали нити личинку.

«Нужно только согласиться», – сказал самому себе Ферц. Ведь так просто – сказать “да” и перестать существовать. Остаться лишь постыдным воспоминанием.

Он сунул руку в карман и нащупывал что-то знакомое. Стиснул рифлёную рукоять и достал пистолет. С некоторым недоумением осмотрел его. Странно, разве оружие уже не было у него в руке? Откуда-то всплыло название: «Херцог».

– Это оно? – показал Ферц. – Проделыватель дырок в тарелках?

– Вы затеяли опасную игру Сердолик… – сказал Вандерер.

– Замолчи! – в ярости крикнул ему Корнеол. – Или как там на вашем арго?! Заткнись! Ты все испортишь!

– Испугались за свою жалкую душенку, Вандерер? – ядовито спросила бывшая жена Сердолика, на что Вандерер почти наставительно ответил:

– У человека нет души. А сердце – мускулистый и малочувствительный орган. Кстати, и после смерти ничего нет, ни путешествия, ни приключения.

– Итак, стоит мне кого-то из вас застрелить и все закончится? – снял с предохранителя «Херцог» Ферц. Пистолет вздохнул, досылая патрон в патронник. Рукоять перешла в боевое состояние – продавилась под пальцами и ощетинилась крошечными чешуйками упоров.

– Да уж, для вас точно все закончится, – проворчал Вандерер. – Поэтому, сынок, лучше выкинь подальше эту чертову пукалку.

– Решать тебе, – сказал Сердолик. – Это твоя иллюзия. Только ты можешь ее разрушить. И не обращай внимания на тех двоих – они лишь проекции твоих скрытых воспоминаний. Самые сильные переживания твоего настоящего Я.

– И каких же? – с неожиданным интересом спросил Ферц.

– Могу только догадываться… Любви и ненависти, надо полагать… – пожал плечами Корнеол.

– Что самое паршивое, – признался Ферц, – так это то, что я не верю ни единому твоему слову.

По виску Сердолика медленно стекала капелька пота, и Ферц больше не стал медлить.

Он поднял пистолет и выстрелил.

Отдача острой иглой пронзила запястье, Ферц чуть не разжал пальцы, но удержал «Херцог», лишь зарычав от превозмогаемой боли.

Корнеол остановил пулю плечом, куда она впилась с невыносимо отвратительным хрустом, точно узкое лезвие в промороженный кусок мяса, и взорвалась кровавым цветком, проковыряв в плоти огромную дыру.