– Научила бы меня так. – Сказал он однажды, не выдержав. Зяблик, поиграв саблей, ловко вложила её в ножны:

– Тебя?.. Тебя бесполезно!

– Это почему?! – Обиделся Вепрь.

– Ты слишком старый. Хотя… – Она осмотрела его с дерзким вызовом. – Могу и поучить. А то во время первого же налёта опозоришься.

Вепрь даже не сразу решил для себя, что для него обиднее: то, что он старый, или то, что он непременно опозорится?! Но стерпел – чего не стерпишь ради секса, который иначе не получить?.. У Зяблика была нежная светлая кожа, матовая, с бледными веснушками, и волосы в тон, медные, мягкие и пахнущие вербеной. И глаза цвета лесного ореха, обрамлённые пушистыми рыжими ресницами… В жару она снимала кожаную куртку и оставалась в белой эльфийской рубашке и кожаной каштановой жилетке, соблазнительно обтягивающей фигуру, и кожаных же штанах, заправленных в мягкие эльфийские сапоги. Длинноногая, стройная, она даже снилась Вепрю во сне, и гораздо чаще, чем Сова или Конфетка. Во время их занятий с мечами Вепрь то и дело заглядывался за ворот рубашки, открывающий ключицы и нежную, и тоже в светлых веснушках, кожу на груди, которая только угадывалась, но это возбуждало и манило даже сильнее, чем если бы девушка маячила перед ним без всего. Лёжа потом у костра, Вепрь покусывал травинку, слушал музыку и представлял себе, с замиранием сердца, как тянет за кончики воротника и открывает все больше и больше… И так ему было в такие минуты и хорошо, и хреново одновременно! Он и хотел Зяблика, и злился на неё страшно. Получить бы своё, а там он ей припомнит и насмешки, и дерзость!.. А то дразнит, стерва, откровенно дразнит, знает, что он не посмеет, побоится Ворона и других… И пользуется! Ох, не стерпит он однажды… И предательские мысли заползали в голову: а что, если он, к примеру, переметнётся к этому их врагу, Бергстрему, и сдаст ему лагерь Птиц, хотя бы этот? Или, к примеру, одну наглую Сову, которая сама здесь бахвалится, что Бергстрем за её голову огромную награду обещал?.. Ну, к примеру?.. А что? Дать ей по голове, связать, оттрахать хорошенько, да и рвануть с нею в Лавбург – не лучше ли будет так, чем терпеть здесь всю эту чухню?..

Клойстергем, столица герцогства Далвеганского, древнего королевства Далвеган, когда-то, до войны с феями, красивого, богатого и славного, был своеобразным и довольно красивым городом, ещё несущим в себе отблеск былого великолепия. Заложен он был датчанами и саксонцами, поэтому здесь преобладали немецкие и датские фамилии, но много было и англичан, и шотландцев, как повсюду на Острове. Помимо фамилий, архитектура и сама структура города были почти стопроцентно датскими. Как и большинство датских городов, Клойстергем был портовым городом, и именно здесь строились лучшие нордландские корабли, в том числе и «Единорог» Хлорингов, и отсюда шла львиная доля дохода в герцогскую казну. Вторым по значимости источником были овцы, которые паслись на всём пространстве от Лав до Нью-Нэша, на солончаках и дюнах западного побережья Нордланда; из шерсти этих овец пряли шерстяную ткань, в основном для парусов, которую продавали не только по всему Нордланду, но и в Европу, особенно в Скандинавию. Ещё здесь делали отличные сыры из овечьего молока, но сыры эти пользовались спросом только в самом Далвегане, из-за своеобразного вкуса и запаха, да у малого количества гурманов в других герцогствах. Помимо этого, далвеганские моряки были отличными рыбаками и китобоями – китовый жир начал понемногу вытеснять каменное масло – так в Нордланде называли нефть, – и очень дорогие свечи. И если бы не пожирающие пахотные земли болота, которые сгоняли земледельцев с обжитых мест и гнали их в города и посёлки побережья, где и без них остановка была напряжённая, Сулстадам не приходилось бы жаловаться на жизнь. Но обездоленные и озлобленные люди множились, как кролики весной, пополняя армии воров, бродяг, разбойников и нищих, а власть в ответ ожесточалась, герцог издавал все новые указы, которые карали буквально за всё смертной казнью. Вешали даже за кражу куска хлеба, не говоря уж о чём-то более серьёзном. Очень суровым наказанием каралось бродяжничество, человек без определённого места жительства приговаривался к порке, и не просто порке – его запарывали насмерть. Этой мерой герцог намерен был если не удержать людей на болотах, то прогнать их из герцогства, и это ему весьма успешно удавалось. Люди бежали из Далвегана в Элодис, где их так же ловили за бродяжничество. В Элодисе за это не убивали, но участь таких бродяг была не менее жалкой: их отправляли на рудники или продавали в Анвалон для той же цели. Формально рабство давно было запрещено на всём Острове, но преступниками торговали совершенно законно; их мог купить любой вельможа для чего угодно.