Мне нечем.
Отчаяние охватывает меня. Я осознаю, что в моей груди стучит обычное сердце. Грифона нет. И… откуда вообще эта мысль? Разве здесь когда-либо были грифоны?..
Мои ноги подкашиваются сами собой. И я опускаюсь в мокрую от крови грязь. В голове все пропитывается туманом беспамятства. Я хочу бороться с этим, но пылающие алым огнем руки не подчиняются.
Ужасно хочется спать. Особенно этот рюкзак, набитый драгоценностями… И зачем мне столько было тащить из той шахты? Все равно я никогда не смог бы это все продать. Сейчас же мешает, так мешает…
Пытаюсь скинуть лямки, но кровоточащие раны взрываются болью. Я вскрикиваю. Плечи тянет назад. Вес вгрызается в них, это душит, я все сильнее хочу освободиться… Стараюсь хоть как-то сбросить ношу обрубками, но лишь понимаю, насколько мягкая и скользкая плоть моих ран. Боль новыми потоками заливает сознание, я теряюсь в ней, и пытаюсь хотя бы заорать, но понимаю: мои легкие вырезаны. В моей груди две аккуратные дыры. На земле — осколки ребер, а среди них гроздья рябины, пульсирующие и дышащие. Я не могу даже ужаснуться, лишь спокойно принимаю это. Мой мозг, лишенный крови, уже не может удивляться.
Я захотел упасть. Это обещало мне покой — погружение в темноту и лужу собственной крови. Закрываю глаза и расслабляю тело. Мысленно устремляюсь в самое спокойное место этого мира — в пустоту. И она почти приняла меня. Ей помешал женский голос.
— Джордан.
Поздно, открыть глаза представляется мне невозможным.
— Джордан, это сон. Всего лишь сон.
Не понимаю, о чем говорит женщина. Голос течет издалека. Он явно гораздо дальше, чем лужа крови и покой.
— Пойми, если сейчас ты умрешь, кошмар продолжится.
Мне ее слова кажутся сомнительными. О каком кошмаре речь?
— Вспомни о другом мире. О том, который ты мог представлять лишь в своих самых смелых мечтах. Где ты силен, твое место некому занять и Алиса ждет твоего пробуждения. Вспомни.
— Кто ты?
— Тласолтеотль.
— Возьми меня с собой, и я дам души, что нужны Некрос.
— Тла?..
— Ты знаешь, кто будет следующим?
— Я, — красные глаза смотрят на меня с обреченностью. С такой же, с какой Леса Силы ждут часа открыться.
— Это… — начал я и замолчал, вспомнив то, что заставило меня вздрогнуть.