Светлый фон

— Во-от так. Я почти взмокла, молодец, сученыш. Хотя… Так и быть. Этого достаточно. Теперь ты отсосешь у меня. Знаешь, как? Сейчас покажу.

Юбка Марии поднимается вверх.

— Смотри. Нравится? Точно нравится. Ты же не педераст… — воспитательница усмехается и с угрозой спрашивает: — Или педераст?

— Н-не п… педераст… — с испугом бормочу я, даже не зная, что это значит.

— Тогда продолжай смотреть. Видишь вот это? — пальцы раздвигают её… её. Она раскрывается, показывая себя… изнутри. — Вот это ты и будешь сосать. Понял? Ложись на спину. На пол, не на кровать. Найди языком и соси. Понял? — она опустилась на мое лицо и вжалась в него. — Выше. Еще немного. Вот. Вот так. Сукин сын…

***

Я проснулся. Рубаха прилипла к моей вспотевшей спине. Кисти рук отсутствовали, хотя раны уже не кровоточили. Я все еще спал.

— Что это?.. — едва дыша, спросил я. В груди истерически билось сердце. — Зачем?

— Это все, что ты знаешь об этом мире. Страх. Все, что ты испытывал, все, что причинял другим. Страхи пропитывают твою жизнь, — Тласолтеотль улыбнулась. — Твои сны всегда были прокляты, не вини кольцо. Оно дает возможность спать, но сны твоего демона всегда являлись его наибольшим страхом.

— Я…

— Хочешь плакать, верно? — прошептала богиня, в ее взгляде померещился укор. — Боишься, что я стану запрещать? Не бойся. Я твой друг.

— А что если ты — часть моего кошмара?

— Часть твоей жизни. Не менее, — ласково улыбнулась Тла, склоняясь над моим лицом. Ее губы коснулись моего лба. И я, закрыв глаза, почувствовал, как прохладная влага скользнула по вискам. — Ты должен успокоиться, Джордан.

— Я все еще сплю?..

— Все еще живешь. Разница между сном и явью невелика. В любом случае испытываешь эмоции, переживания, боль.

Подняв к лицу обрубки рук, я немо посмотрел на них.

— Ты отрезал ей кисти.

Беспомощность обширной волной захлестнула мое сознание. Впервые я почувствовал сон настолько реальным. И во мне поднялось сомнение.

— Что это за место?

Тласолтеотль хихикнула. Звук этот совершенно не был ей к лицу, но все же чуточку рассеял ее задумчивость.