Светлый фон

Ян замолчал. Угрюмо. А я — торжествующе. Но ненадолго. Мне еще много чего хотелось сказать.

— А еще, ты спрашиваешь, не жалею ли я тех парней. Не жалею. Знаешь, почему? Потому что жизни достоин не тот, кто живет, а тот, кто действует. От них действий не дождешься. И от тебя — тоже.

Дернув рукоять пистолета, я вытащил его из кобуры Яна и приставил к виску южанина, взведя курок.

— Поэтому запомни одно простое правило: пока ты не станешь сильным — не ты будешь отрекаться от женщин, а они от тебя. На самом деле, никому ты нахер не нужен. Слабак, ничтожество, грязный мужелюб, взрастивший трагедию из собственного греха. Испугавшийся правосудия и обвиняющих взглядов своих родителей. Ты не действуешь, ничтожество. Ты просто стараешься жить. Убегаешь. Но это не действие.

— Стреляй, — холодно ответил Ян, однако же плохо скрывая страх.

— Опять пытаешься жить. Мне не сложно прикончить такую вошь, как ты. Но будет ли в этом толк? Возьми один из тех двух пистолетов, сделай это сам. Сделай хоть что-то, перестань просто жить. А хотя, знаешь, бери хоть этот пистолет, мне насрать.

Отпустив рукоять, я позволил оружию рухнуть на одеяло рядом с Яном. После этого я отвернулся и упер взгляд в небо.

— Когда я убиваю… мне мало кого жалко. Потому что смерть всегда приносит оправдания, с которыми ни один не сможет поспорить. Этот был слаб, этот был грешен, этот был осужден. А этот перестал быть человеком… К таким жалости не испытываешь. И ты никогда не сможешь убить того, кого будет жаль. А если сделаешь это — знай, что человеческого в тебе мало. И это еще одна причина, по которой я презираю тебя, Ян. Ты убил — и убил того, кого тебе было жалко убивать. Насколько же ты трус, раз поступил так? Не мне судить и осуждать. Но ты, погань, еще похуже меня будешь. Во всяком случае, так кажется мне.

— А ты… ты отрезал ей руки, — прошептал Ян, и я услышал, как голос его клокочет от ярости.

— Да, я сделал это.

— У нее отрублены кисти. Это ты, да? — Ян смотрит на меня с необычной для него злостью.

— Это то, за что я презираю тебя, — южанин ненадолго замолчал, и лишь потом добавил: — В нее я мог бы влюбиться.

— Если бы не утрата рук, без которых она слаба и ничтожна… — с усмешкой закончил я. — Разница между нами. Ведь я все еще ее люблю, пусть даже она не способна делать что-то самостоятельно.

— Она умерла, о чем ты? Кого ты любишь? — Ян с отвращением посмотрел на меня. — Она не могла выжить без рук.

— Ты плохо знаешь мою сестру. И меня. Я знаю, что она жива. Кому как не мне это чувствовать?

Моя душа все еще тянулась куда-то. Далеко, сквозь холод, землю, камень, дерево… Но тянулась. А это — верный признак того, что Алиса существует. Не как дух, иначе бы нас сразу же притянуло. Она существует как жизнь, как проявление темной энергии в этом мире. И лишь ее сознательная воля как живущего мешает нам встретиться. Пока что. Рано или поздно мы вновь столкнемся лицом к лицу. Так, как это произошло в Гриде. А потом — в Альтстоне. На то воля наших душ.