Это было десять лет назад. Или сейчас.

От грузовиков внизу тянулись толстые кабели, уходящие в открытые двери гаража и через них дальше, вниз, в полный серверов дата-центр. Скорее всего, там сейчас тоже полным ходом шла работа: люди подключали кабели, соединяли провода, зажигали покрытые пылью светодиоды, оживляли потухшие десять лет назад мониторы. Большое помещение вновь наполнялось гудением машин, клацаньем кнопок под быстрыми пальцами. Снова бежали по экранам строки команд.

Рождались больные идеи. Прямо в этот момент, там, на дне долины.

Кеорт нахмурился. Всё должно было быть не так. Центр переподготовки должен быть пустым, безжизненным, заброшенным. Он должен был ждать его – тёмный и пришедший в запустение, словно давно покинутый дом, где больше никто не живёт. Сейчас там было полно людей, и это само по себе казалось надругательством, попыткой оживить труп.

Кеорт отполз назад, перевалился через край склона и только там поднялся на ноги. Пошатываясь, пошёл к «Харону» – бот был примерно в километре от долины, Кеорт посадил его там в полдень. Никто в долине не заметил приземления, не пришёл проверить. Видимо, все были слишком заняты.

Кеорт споткнулся и едва не упал – ноги стали слабыми и будто бы свинцовыми, ступни волочились на каждом шагу. Ничего страшного, осталось совсем немного, и это пройдёт. Нужно только дойти до бота.

Или можно не ходить. Можно развернуться, пойти обратно и спуститься по склону. В него не будут стрелять, не будут хватать и допрашивать – уже незачем, он теперь уже не нужен Крону в качестве источника информации. Но в качестве инструмента – вполне. Они его примут. Нужно только попросить. Ментор Крон скажет, кем ему быть и что делать. А когда Артон спросит, где Морин, можно сказать. Артон поднимет «Харон», полетит в посёлок и быстро вернётся. И Кеорт не будет спрашивать, что он там сделал.

Ещё можно сесть в кабину и вернуться в Плутос. Оставить всё в прошлом: Артона, Крона и всё, что хранится в подземных архивах Центра. Вернуться и просто жить, как она просила.

… Ему было лет семь или восемь, когда ему подарили велосипед. Он быстро научился кататься, но ездить ему разрешалось только по улице, где они тогда жили. Дорога там была каменистой, неровной, вся в ямах. С одной стороны улица заканчивалась тупиком, с другой упиралась в соседнюю, с хорошим асфальтированным покрытием.

«До конца улицы и сразу обратно», – так ему говорила мама. И он, доезжая до асфальта, тут же поворачивал назад, на каменистый грунт. Конец улицы нельзя было увидеть от их дома, но он даже передним колесом не касался этого ровного асфальта, по которому так приятно было бы катить во весь дух…