– Это ведь хлеб с вареньем был, да?

– Ничего себе, – произнес Квелл.

Наперсточек сделала охранительный жест и трижды сплюнула – вверх, вниз и вперед.

– Чернопесье болото, – сказала она. – Моттский лес. Потому-то я оттуда и убралась, будь оно все проклято! В этом беда с яггутами и заключается – куда ни сунься, всюду они.

Маппо у них за спиной хмыкнул, но ничего не возразил.

Башня представляла собой нечто среднее между квадратной и круглой – углы или обтесало ветром за многие и многие столетия, или же их сгладили намеренно, чтобы уменьшить воздействие все того же ветра, порывистого, завывающего. Вход представлял собой мрачную узкую нишу под козырьком, поросшим космами мха, с которого, образуя сплошную завесу, стекала дождевая вода – капли падали в ямки, выдолбленные за долгое время в каменной плите.

– Выходит, – сказал Квелл без особой уверенности, – деревенский бурмистр решил поселиться в яггутской башне. Очень смело с его стороны…

– Безрассудно!

– Безрассудно смело, да.

– Или же нет, – сказала она, принюхиваясь. – С яггутами имеется еще одна беда. Башни они строят, чтобы в них жить. Вечно.

Квелл застонал.

– Ведьма, я вот предпочел сделать вид, что мне такое и в голову не пришло.

– Думаешь, это поможет?

– Мне помогло!

– У нас есть два варианта, – объявила Наперсточек. – Можно развернуться, наплевать на проклятие и все прочее и постараться как можно быстрей убраться из деревни.

– Или?

– Или подойти к двери и постучать.

Квелл потер подбородок, бросил взгляд на молчаливого Маппо за спиной и снова уставился на башню.

– А это вот колдовство? Я сейчас про заклятие, Наперсточек, что настигает женщин при совершеннолетии.