Книга четвертая Дань псам

Книга четвертая

Дань псам

Глава девятнадцатая

Глава девятнадцатая

Душа не знает большей муки, чем вдох, начавшийся с любви, а завершившийся горем. Время раскручивается. События громоздятся одно на другое. Слишком много рассказывать, и только бы этот пузатый коротышка с печальными глазами не оступился, не запыхался. В истории случается всякое. Жить внутри одного момента – значит ничего не понять. Мы все вовлечены в эту суматоху, и признание своего невежества – лишь душный плащ, не дающий защиты. Ты будешь вздрагивать от ран. Мы все будем вздрагивать.

Как ворон, или сова, или даже крылатый угорь, воспарим над этим славным городом, над его дымовой завесой, над спешащими по улицам фигурами, над непроницаемой тьмой, выползающей из узких переулков. Воровской тракт извивается паутинкой среди домов. Лают псы, жены рычат на мужей, мужья мычат в ответ, ночные горшки выплескиваются из окон в канаву или – в самых бедных уголках Гадробийского квартала – прямо на улицу, где шарахаются в сторону прохожие, возвращаясь утром из вероломных ночных приключений на работу или домой. Утреннее солнце пробуждает тучи мух. Голуби возобновляют безнадежные попытки пройти по прямой. Крысы забиваются в тайные укрытия после очередной ночи, когда видели слишком много. Ночная затхлость рассеивается, уступая место утренней вони.

А по дороге, ведущей через колонию прокаженных на западе города, измученный вол и усталый старик везут телегу, на которой – завернутое в холстину тело; торчат только поношенные сапоги для верховой езды.

Впереди – Двуволовые ворота.

Больше не парим. И крылья, и дух опускаются вниз, к жужжащим мухам, к сладко-едкому животному теплу, к затхлой мешковине. Старик останавливается, чтобы стереть пот с морщинистого, покрытого бородавками и родинками лба; колени болят и в груди ноет.

Он уже давно возит трупы денно и нощно, по крайней мере, так кажется. И каждый раз чувствует себя все старее, и все чаще поглядывает на вола с необъяснимым отвращением, как будто животное виновато… в чем-то, хотя и непонятно в чем.

Два стражника у ворот прижались к стене, стараясь держаться в тени, которая постепенно уменьшается. Увидев торчащие сапоги, один стражник подошел к телеге.

– Ну-ка, стой. За стеной хватает и кладбищ, и просто ям; нам не нужны лишние…

– Это житель города, – ответил старик. – На дуэли убит. Канцлером Видикасом, который велел отправить его к друзьям – друзьям мертвеца, я имею в виду.

– А, ясно. Ладно, проезжай.