Светлый фон

Что сказал Пастор преподобному Элайдже над телом Красавчика? Что он сказал, когда Рут тряслась, как в лихорадке, слушая его слова?

«Вы идиот, брат мой. Человек, у которого вместо головы седло. Теперь он точно ничего не скажет. Он будет упираться до последнего. Ленивый мул сговорчивей, чем он сейчас…»

 

— Не волнуйся, приятель. Нам невтерпёж, мы тебя не задержим.

— Не волнуйся, приятель. Нам невтерпёж, мы тебя не задержим.

— Ты идиот, Барри, — главарь опустил руку с контрактом. — У тебя вместо головы седло.

— Ты идиот, Барри, — главарь опустил руку с контрактом. — У тебя вместо головы седло.

— Почему это?

— Почему это?

— Теперь он точно ничего не подпишет. Пока она здесь, он будет упираться до последнего. Ленивый мул сговорчивей, чем он сейчас.

— Теперь он точно ничего не подпишет. Пока она здесь, он будет упираться до последнего. Ленивый мул сговорчивей, чем он сейчас. — Танец, танец лодочника! Танцуем всю ночь до рассвета! Чем лодка не танцпол? Плыви, лодочник, вверх по рекам Огайо…

Там, у церкви, похожей на призрак, в ночной тишине, оглушительной после грома выстрелов, Рут вздрогнула от этих слов. Она уже слышала их — в юности, сломанной пополам тремя предприимчивыми мужчинами: главарём, хлыстиком, дробовиком. Если бы не папа, не отчаянный Роберт Шиммер, чьего огня хватило на двоих и не осталось на третьего, самого быстрого и сообразительного из банды…

Хлыстик мёртв. Дробовик мёртв.

Главарь выжил.

Ты слепая кротиха, мисс Шиммер. Всё, на что ты способна, это греться на солнышке. Джефферсон узнал тебя первым, прими и проглоти.

Четырнадцать лет прошло.