Светлый фон

Архиепископ лично читал проповедь, восхваляя вещавшего слово Божие, воплощенную длань Господню, Пророка-Спасителя всея люди Владимирская.

Молящиеся стали потихоньку расползаться по углам от дочерна загорелого, неопрятного, заросшего щетиной человека с оружием, который точно не мог быть живым. Они вдавились в приделы, потом, вжимаясь в стены, пробирались в притвор, и с криками ужаса выбегали из церкви.

Наконец вокруг меня образовалась пустота. Князь и прочие именитые гости стояли на почетных местах у амвона и были погружены в наигранную святость религиозного экстаза, оттого они ничего не заметили. Проповедник продолжал вещать, ничего не слыша и не видя, как токующий тетерев.

У охраны сработало чувство опасности, и кто-то из вертухаев пихнул Ивана Васильевича указав на нежданного гостя.

Вся княжеская свита повернулась. Под сводами пролетел вздох изумления многих людей, усиленный отменной акустикой церкви. Они все стояли и смотрели на меня, не веря своим глазам. Бояре, придворные, военные, амазонки.

Была среди них и Рогнеда, как всегда, ослепительно прекрасная даже в трауре. Вернее, это была Алена, я вполне научился узнавать, кто из них сейчас в теле благоверной супруги.

Мое присутствие было так же уместно, как явление гнилого трупа на свадьбе. Все эти люди были не такими суеверными, как дворовая мелочь, но и у них сейчас тоскливо сжимались анальные сфинктеры в ожидании того, что немертвый начнет рвать их в клочья.

Я стоял в кругу настороженного внимания, оскорбляя светлый праздник и чистый храм всем своим видом, а особенно цепочкой грязных следов.

Князь сначала побледнел, потом покраснел. Но положение обязывало. Он сделал несколько шагов ко мне, робко протянул руку и коснулся плеча.

– Даниил, – только и сказал владыка. И зачем-то добавил: – У нас праздник. Христос воскрес.

– А кто-то помер.

По церкви прошел гул.

– Мертвяки кончились. Нет их больше.

– А как же ты их… – начал князь.

– Непринужденно.

Зашуршала ткань черного платья, и Рогнеда мягко рухнула на пол. Свита кинулась ей на помощь, но князь продолжал стоять напротив с выражением елейно-раболепной сладости.

– Счастье-то какое, счастье-то какое, – непрерывно повторял он. – А мы уж думали, сгинул Даниил Андреевич, зятек наш. А ты вона, живой.

– Я сначала Пророк Господен, а потом уже зять твой, князь. А коли не веришь, готов я пройти испытание. Но тогда и я потом с тебя спрошу, петушара рыжий.

– Счастье, какое счастье, – продолжал петь князь. – Бедный парень, сам не знает, что говорит. Землю тряхнуло, вспыхнуло так, что у нас видно было. Мы думали… а он – цел, спаситель наш. Ну ничего, отоспится, оклемается, отойдет душой.