– Если, конечно, не сидишь при этом в тюремной камере, а на площади не готовят инквизицию для твоей задницы, – подытожил князь. – И что, никто не подсказал?

– Было всего два спеца-звезедеца, кое-как обученные с моих слов, да Татьяна, которая устала и торопила закладку в башню сделать. Как водится, у семи нянек дитя без глазу.

– Хреново, – заметил владыка. – Столько усилий… и такая мучительная смерть в итоге.

– Хотел бы ты на кол меня посадить, рыжий, не пел тут жалостливые песни.

– Верно, – с усмешкой заметил владыка. – Тебя просто так не запугаешь. Мы с тобой оба люди взрослые. Я уважаю тебя за то, что сам выжил и людей спас во время Большого Голода. Знаю, как достойно оборонял Владимир. Как мудро правил.

Мне нужны твои знания. Людям нужны твои знания. Сажать на кол тебя мне не с руки. Но я тебя не признаю Пророком-Спасителем, хоть и сохраню жизнь.

Будешь делать то, о чем мы тут говорили, но по-моему. А иначе смогу тебя заставить. Не по-хорошему, так по-плохому. Обдумай, что я сказал, если не хочешь, чтобы все твое семейство на деревяшки напялили.

– Ну да, – заметил я. – Кол – двигатель прогресса.

Князь что-то хотел сказать, но передумал, смачно плюнул на пол, схватил коробку с диском и вышел из камеры.

Примерно через двадцать минут в коридоре раздались робкие шаги. Кто-то крался, стараясь производить как можно меньше шума. Тихонько лязгнул засов.

– Данька, – раздался голос брата. – Ты звал?

– Ты? – удивился я. – Кто передал? Неужели Репкин?

– Нет, не он. Другой человек из караула, – ответил Сергей. – Никому не говори, если что.

– Ясное дело. Мне звуковая плата нужна.

– Я принес, – сказал брат. – Набрал вот разных, может, что подойдет.

Он протянул мне холщовую торбу. Та была удивительно тяжелой.

– Откуда узнал?

– Репкин хвастался, как ты ведро самогона предлагал.

– Я не говорил при нем, – ответил я. – Откуда узнал?

– Можно не скажу? – спросил Сергей. – Я хороших людей не сдаю.