– Я никогда не гадала и никогда не спрашивала. Зачем же ты мне все это рассказываешь?
– Потому что у нас почти не осталось времени, чтобы примириться! Повеяло переменами, подходит к концу эпоха. От погибели Ис отделяет один лишь вздох. Ты, конечно же, это чувствуешь. Но быть может, еще можно все уладить миром. У меня имеются кое-какие силы, а мой отец принадлежит к великим мира сего. Если мы… – Она замолкла. – Только посмотри! Я пролила вино на платье. Нельзя же так идти!
Прищелкнув пальцами, Дахут материализовала ведущий в ее покои мост.
– Перекуси и одевайся. У нас впереди длинная ночь.
Кошка совсем не торопилась. Но когда она наконец перешла по призрачному мосту в небоскреб напротив, оказалось, что любовница ее брата все еще не готова. Дахут показала Кошке два платья:
– Рубиновое или изумрудное?
– Изумрудное.
Дахут повернулась к ней спиной:
– Расстегни меня.
Когда Кошка помогла с молнией, эльфийка сбросила старое платье и оттолкнула его ногой в сторону – потом кто-нибудь уберет.
На столе под заросшей ракушками латунной вазой с яркими сабеллидами Кошка увидела Хольмдельский Рог. Он светился внутренней энергией, и из-за этого все вокруг казалось тусклым и серым. Кошкины пальцы зазудели от желания к нему прикоснуться.
Дахут, поправляя платье перед огромным, в полный рост, зеркалом, бросила через плечо:
– Возьми, если хочешь. Сломать его тебе не под силу. Можешь даже что-нибудь сыграть! Известные тебе песни не окажут ровно никакого эффекта.
«Неужели женщина, – подумала Кошка, когда руки, словно без ее участия, поднесли Рог к губам, – может столь беспечно искушать судьбу, как это сейчас делает Дахут?» Тело набрало в грудь побольше воздуха. Пальцы легли на дырочки. Губы разошлись. А потом, хотя сама Кошка ничего не делала, полилась мелодия. «Jesse come home…»[142]
Кошкино дыхание, заурядное, полное всевозможных примесей, пройдя сквозь Рог, превратилось в поразительной чистоты музыку. Она закрыла глаза, чтобы насладиться ею сполна.
«There’s…»
Кто-то вырвал Хольмдельский Рог из ее рук.
– Кто тебя послал?! – Дахут вцепилась ногтями Кошке в плечи. Лицо ее было так близко, что чувствовался запах пудры и помады. – Говори же, или я вырву зубами твои кишки! – (Кошка видела перед собой лишь ее глаза, в которых плескалась дикая смесь ненависти и страха.) – Ты сама бы не догадалась такое сделать. Кто за это в ответе?
Кошка поднесла руку к губам и почувствовала вкус крови. Она молчала.