Голоса накладывались друг на друга, эхом отражаясь от стен.
Будто ветром повеяло – это вокруг Кошки, со всех четырех сторон, зашелестели шепотки. А потом все пришло в движение, и все устремились в одну сторону. Кошку схватили холодные руки, ее толкали вперед, тянули за собой; если пыталась уклониться – щипали; со всей силы пихали в спину. Как в «Слепом кокатрисе», когда призраки подруг-летчиц тащили ее на сцену. Только на этот раз рук были сотни, и она не могла оказать ни малейшего сопротивления.
Толпа с разгону миновала Врата Аннигиляции. И оказалась на площади, Кошку отпустили. Ошеломленная, она запнулась и остановилась.
Кошка стояла посреди огромного пустого круга, хотя площадь за границей этого круга была так забита народом, что многие выплывали из толпы наверх и усаживались на подоконниках, фронтонах, крышах выходящих на площадь домов – будто голуби. Раньше она не видела, чтобы в Исе кто-нибудь отрывался от земли, и поразилась, до чего это похоже на полет. А ведь все это время она сама могла летать! Но ей ни разу не пришло в голову попытаться, потому что вокруг никто так не делал.
В дальнем конце площади возвышалась гигантская статуя, изображающая древнего эльфийского властителя, плотно облепленная мидиями, губками, сабеллидами, рачками, устрицами, водорослями, корабельными червями, гидроидными полипами и мшанками. Старец восседал на гранитном троне. Лицо у него было свирепое, но глаза оставались закрытыми.
– Отец, – пояснила Дахут, которая каким-то образом оказалась прямо рядом с Кошкой. – Когда он впервые уселся туда, он был не больше, чем ты или я.
По толпе пробежал шепоток, и все лица обратились наверх. Кошка увидела далеко в вышине извивающееся серебристое облачко, очень похожее на живое существо. Облачко по спирали заскользило вниз, увеличилось, ускорилось и превратилось в белого змея из ее сна.
Змей летел быстро, словно локомотив, мчащийся на всех парах к станции. Когда он приземлился на площади Градлона, поднятая им волна взметнула вверх мусор, всколыхнула волосы и одежды. Свернувшись кольцами, змей замер прямо перед королем. А потом совершенно безо всякой спешки превратился в мужчину, прекрасного, будто статуя, и совершенно обнаженного. Поднятые волны чуть покачивали его член.
Покраснев, Кошка отвела глаза. А потом решила, что излишняя чувствительность не пристала офицеру и леди, и заставила себя поднять взгляд. Стоявшая рядом Дахут пробормотала:
– Узри же того, кого высвободила твоя песня. За этот миг я почти готова тебя простить.
Из толпы вышел Финголфинрод и приблизился к незнакомцу.