– Ва! Гара! АТТУКХАН!

– Ва! ГАРА! АТТУКХАН!

– Ва! ГАРА! АТТУКХАН!

Глава 31

Глава 31

Утро пронизывал дождь – редкий, почти бесшумно падающий на крышу кораля. Едва заметные капли наполняли воздух прохладой, которая, казалось, вливалась в погребальную песнь уньяр.

Шакал сидел и слушал их голоса, которые доносил к нему влажный ветерок. Местные, их сейчас не было видно, хоронили своих умерших: воинов они закапывали в холм Стравы, а женщин и детей вверяли семейным курганам. Полуорков не пригласили и отказались от их помощи. Им предоставили пищу и кров, но Шакал, в отличие от остальных, не мог уснуть. Рядом, несмотря на пение, мирно храпел Овес, накрыв голову спальным мешком. Даже Кул’хуун спал, усевшись в углу кораля. Красный Коготь долго ворочался, потом вышел на негнущихся ногах помочиться под дождем и мигом вернулся под одеяло. Первым проснулся Кремень – он вышел из кораля, допивая молоко из кувшина.

Шакалу не терпелось сесть в седло, но Очажку нужно было отдохнуть как следует. Свин лежал, свернувшись калачиком под низкой крышей в лошадином загоне вместе с остальными варварами. Кремень хрипло выругался, когда обнаружил, что Уродище вытолкал его свина из-под укрытия. Пузатый трикрат недовольно оседлал своего промокшего зверя и, не попрощавшись, поспешил уехать прочь. Овес, не открывая глаз, широко улыбнулся и вернулся к своему сну.

Шакал только ухмыльнулся, наблюдая за тихим отъездом угрюмого ездока из Мараных. Копытные обычно так и поступали после Стравы. Приходишь, сражаешься, а потом, если выжил, то считай: долг исполнен. Теперь, в зависимости от числа посвященных у Мараных, Кремень не появится здесь на Предательской луне еще несколько лет. Шакал ему завидовал.

Пение продолжалось. Поперек неба, за сплошными серыми дождевыми облаками протянулась полоса солнечного света. К полудню погребение окончилось, но дождь не прекращался, смывая день за собой. В глубине кораля зашевелились Хват и Дуболом. Тогда Шакал заметил, что Овес уже проснулся. Он лежал на спине, повернув голову и устремив взгляд на ребра Шакала.

– Смотрю, уже все затянулось, – тихо проговорил большой трикрат.

Шакал, подняв руку, посмотрел туда, где его пронзило кентаврское копье. И хотя оно вошло глубоко, сейчас он не чувствовал никакой боли. На коже осталась только неровная морщинка.

Овес сел, протяжно, хрипло выдохнул и покачал головой, без слов изложив литанию своих мыслей.

– Нужно седлать свинов, – сказал Шакал, протягивая ему последнюю горбушку хлеба.

– В Горнило? – спросил Овес с набитым ртом.

Шакал кивнул.