Бледные. Абсолютная нищета, коих и за людей никто не держит.

И преодолев несколько ярдов, я увидел темную нору, с сидящими у входа бедняками. Пожилая женщина без пальцев на ногах и с лицом в гнойных язвах просила милостыню. Рядом девочка лет десяти-двенадцати на вид раскладывала на камнях поделки из камней, проволоки и цветного тряпья — на продажу.

Один из работяг, шедший мимо, запнулся, по виду подвыпивший бригадир, остановился и швырнул в темноту тоннеля кусок подгнившей рыбы. Там раздался многоголосый вой, шум грандиозной потасовки.

— Проклятые нахлебники, — хохотнул мужчина. — Хоть позабавлюсь… Что?..

Бригадир заметил, что я замедлился и наблюдаю. Скорчил угрожающую мину, сжал кулаки.

— Они люди, — заметил я.

— Вырожденцы! — фыркнул мерзавец. — Никакого от них проку. Ничего не умеют, мозгов совсем нет. И слабые, к работе не годны, слепнут на свету, человеческую речь забыли. Жрут падаль, плодятся и дохнут.

Я хотел сказать о том, что поставь любого в такие условия, никто долго не протянет. Но что-то в словах ублюдка было.

Бледные действительно не умели и не могли работать, лишь просили подаяние, собирали мусор. И жили везде, где наличествовали кислород, тепло и пресная вода. Но чаще в глубоких шахтах, заброшенных гротах и тоннелях, технических ходах. Несчастные, коих жизнь выбросила в пропасть по тем или иным причинам. Или из-за того, что города не могли обеспечивать комфортные условия неуклонно растущей человеческой популяции. А так как нищие еще и размножались, то в каждом из городов возникали целые общины и кластеры из них — слабых от недостатка пищи и отсутствия обязательных ежемесячных доз ультрафиолета, глупых из-за того, что новорожденных бродяг никто не учил. Даже навредить никому не способны в силу физической ущербности. Лишь накинувшись стаей, могли задавить какого-нибудь пьянчугу.

Не знаю, как бы я поступил, если б стал бледным. Наверное, покончил жизнь самоубийством. Лучше подохнуть. Но мы смелые, пока не прижало. А как включается инстинкт самосохранения, смириться не можем. Да и вообще в мозгах у людей засела странная абсурдная вера в собственное бессмертие.

Смерив меня злобным взглядом, бригадир ушел прочь. А я так и не нашелся, что ответить и чем возразить. Да, видел, как существуют бледные и до этого, но каждый раз отвратительная картина уязвляла душу, вгоняла в ступор.

В конце концов, я кинул монетку пожилой нищенке, поежился от ощущения множества голодных испуганных взглядов из темноты хода, отвернулся и побрел дальше вдоль одноколейки.

Спасти всех невозможно. Счастья для каждого достичь тоже… А жаль.