Момемн

1. Игра определяет форму Творения. Существовать – значит участвовать в Игре.

2. Части Игры равны Игре в целом, в рамках определяющих ее правил.

Части и правила составляют Элементы Игры.

3. В Игре не существует ходов, она осуществляется посредством различных превращений Элементов.

Костры не дают дневного света.

Cередина осени, 20 год Новой империи (4132 год Бивня), Момемн

Наблюдая, этот мальчишка рассуждал. Пока он продолжает шпионить за нариндаром, ему ничего не грозит.

Анасуримбор Кельмомас превратился в одинокого часового, поставленного на страже чего-то такого, что он не посмел бы объяснить никому, как не посмел бы и оставить свой пост. То, что началось как простая забава, позволявшая отвлечься от более насущных тревог, таких как собственная сестрица, сделалось ныне смертельно важным делом. Четырехрогий Брат бродил по коридорам дворца, занятый каким-то темным замыслом, которого мальчик не мог постичь, понимая лишь то, что замысел этот касается его напрямую.

Посему он продолжал свое тайное наблюдение, посвящая ему все больше времени. День за днем он лежал неподвижно, глядя на столь же неподвижно стоящего в темной келье мужчину, или же, в тех редких случаях, когда ассасин решал пройтись по дворцу, спешил следом за ним по каменному лабиринту Андиаминских Высот. И когда усталость наконец загоняла его в постель матери, он прятался там, раздираемый ужасом, убежденный, что нариндар каким-то образом тоже следит за ним. День за днем повторял он действия этого человека, равняясь с ним во всех подробностях и деталях; каждый шаг его соответствовал шагу ассасина, каждый вздох – его вздоху, и наконец они стали казаться двойной душой, единой тварью, разделенной между светом и тенью, меж добром и злом.

Однако почему наблюдение за ассасином должно сохранить его жизнь, Кельмомас не мог сказать. Несчетное множество раз он обманывал себя, пытаясь осознать обстоятельства, в которых оказался, и особенно тот факт, что их силой он был принужден всегда делать лишь то, что уже случилось, – то, что библиотекарь назвал Безупречной Благодатью. Учитывая, что произошло с ним, помимо всего прочего, какая ему разница, наблюдать за этим человеком тайно или открыто? Кельмомас обладал тонким ощущением безнаказанности, присущим тому, кто вершит деяния, неведомые прочим людям. Шпионить так, как шпионил он, странным и непонятным образом означало владеть тем, за кем он шпионит. Люди, за которыми он наблюдал, подчас казались ему жучками, столь слепо выполняющими свои рутинные обязанности, что их можно было посчитать механизмами. Следя за обитателями дворца, он часто думал, что они похожи на большие шестерни и каркасы мельницы Эмаунум, огромного сооружения, постоянно стенавшего и лязгавшего, сочетая зубья, впадины и бороздки, и остававшегося в полной слепоте относительно творящихся внутри него безобразий. Камня или, быть может, мешка с песком хватило бы, чтобы с треском остановить всю махину.