– «Псы досаждают нашей матушке!» – сообщил ей Финерса на следующее утро. – Вот что кричит на улице народ: «Наша мать в опасности! Наша мать!» – Они рвут волосы на головах и бьют себя в грудь!

Похоже, что Вода вместе с рукой сожгла все остатки его былой надменности. Начальник ее шпионов, поняла Эсменет, принадлежал к числу тех людей, которые отдавали в меру собственной потери – и, скорее всего, по этой причине Келлхус назначил его служить ей. Чем больше терял ради своей императрицы Финерса, тем больше вкладывал он в ее следующий ход. Тем вечером он прислал в ее апартаменты груду небольших, с ладонь, табличек с различными благословениями. Давно уже, обнаружив свое лицо на кружочках, которые верноподданные называли «серебряными императрицами», а отступники «блестящими шлюхами», она буквально онемела, не зная, стыдиться ей или гордиться. Однако она не смогла сдержать слез, увидев эти грубые таблички, на которых клинописью было вытеснено ее имя, как нечто дорогое, нечто священное…

Нечто непобедимое.

И разве она чужая для них, после того как была шлюхой в земле, проклинавшей их? Сумнийской шлюхой, никак не меньше, ярким свидетельством ханжества Тысячи Храмов.

Как вообще могла она не сломаться?

Во всех прочитанных ею историях авторы объясняли события чьей-то волей, верностью принципам или Сотне. Истории эти повествовали о власти: Эсменет всегда обнаруживала в описании чей-то каприз. Конечно же, исключением был лишь великий Касид. Побывав на галере рабом, он понимал обе стороны власти и умел тонко обличать кичливость могущественных. Его «Кенейские анналы» вечер за вечером заставляли ее сжиматься в комок по этой самой причине: Касидас понимал природу власти в смутные времена, знал, что история мечет кости вслепую. Он сам писал, что «в черноте вечной ночи разыгрывается постоянная битва, призрачные люди рубят наугад и слишком часто – она никак не могла забыть эту фразу – попадают по своим любимым».

Теперь Эсменет понимала и тот постыдный клубок, то переплетение невосприимчивости и ранимости, которое сопутствует власти, – достаточно хорошо, чтобы не заниматься бесконечно их разделением. Она не была дурой. Она уже потеряла слишком многое и не доверяла любым последствиям, не говоря уже о своей способности повелевать сердцами людей. Толпа могла называть ее любым именем, однако носящей его женщины попросту не существовало. Действительно, она сделала возможным такой поворот, но скорее не в качестве колесничего, а в качестве колеса. Она даже дала своей империи имя, на которое люди могли обратить свою веру, и кое-что еще.