– Когда забыт человек…

Стоя рядом с Саубоном у переднего края плота, Пройас глядел вдаль, на запруженное людьми пространство. Он часто удивлялся внутренней противоречивости этих речей, тому, что проповедовавшееся в них смирение всегда вызывало всплеск буйной и всеобъемлющей гордыни.

– Когда кровоточат его раны, когда он оплакивает утрату…

Однажды он даже осмелился спросить об этом у Келлхуса – в мрачные часы после поражения у Ирсулора. Святой аспект-император объяснил ему, что страдание по разному благодетельствует разных людей: дает мудрость душам, подобным его собственной, отрешенность – философам и прокаженным, a простым душам приносит праведность, понимание, что они могут забрать у других то, что было отнято у них самих.

Но даже и это, как знал теперь Пройас, было еще одной лестной ложью, новым самообманом, новым приглашением к безумным поступкам.

– Когда человек боится, теряет разум в смятении…

Сам он добивался одной только праведности. Это Пройасу сказал Келлхус. Если бы он и в самом деле стремился к мудрости, то никогда не изгнал бы Ахкеймиона.

– Когда он становится меньше малого… только тогда способен он осмыслить гармонию Бога!

Пройас смотрел, как взволновался, напрягся и взревел пестрый ландшафт. Кричали краснолицые таны Нангаэля. Эумарнцы размахивали кривыми мечами в лучах утреннего солнца. Агмундрмены трещали тетивами кленовых луков. Он помнил могучую радость, которую прежде приносили ему подобные зрелища, слепую благодарность, кровожадную уверенность, свирепую и хищную, как будто смерть можно сеять одним лишь желанием…

Но теперь желчь прихлынула к его горлу.

– Но почему? – рявкнул он, не глядя в сторону Саубона.

Высокий галеот повернул к нему голову:

– Потому что я – могучий воин.

– Нет! Почему ты – ты! – вознесен надо мной?

Считаные недели назад сама возможность подобной перебранки была немыслима. Однако где-то и как-то случился некий перекос, изменивший всю привычную и не вызывавшую сомнений линию их взаимоотношений.

Мясо пролезло буквально во все.