– Кем же еще тебе быть?
–
– А ты-ты? Кто же ты?
– Просто тот, кто оказался рядом, когда это случилось.
Впоследствии он решил, что это началось мгновением раньше, когда они еще разговаривали. Нечто вроде надувшегося пузыря… поддавшегося острию ножа и лопнувшего.
Предвечный молот ударил из-под земли, казалось, сразу по всему лику Творения. Мальчика тряхнуло, он свернулся, как подброшенная в воздух змея. Все вокруг ревело и шаталось. Иссирал опустился, припав к лону подземной бури. Рядом с ним, словно упавшие занавески, рушились вниз пласты кирпичной кладки. Телиопа, беспокойно оглядываясь, запнулась, а затем исчезла в каменном крошеве и облаках пыли.
Обхвативший руками голову Кельмомас услышал громкий треск огромных балок.
А затем земля успокоилась.
Он держался за голову до тех пор, пока рев не утих, сменившись гулом и легким свистом.
Когда он наконец осмелился оглядеться, все вокруг заполнял сероватый, пыльный сумрак, и он увидел только, что и сама решетка, и та часть стены, где она была установлена, обрушились. Он закашлялся и взмахнул руками, осознав, что лежит на краю провала, в который упала его кровать, теперь оказавшаяся этажом ниже. Нариндара нигде не было видно, хотя та часть пола, где он стоял, осталась целой. Он слышал, как кто-то громко возглашал раз за разом то ли славословия, то ли молитвы. Слышал в отдалении крики тех, кто пытался восстановить подобие порядка.
Отрывистый женский вопль пробился откуда-то снизу, пронзив Священный Предел.
Анасуримбор Кельмомас спустился на усыпанный обломками пол своей комнаты. Повернувшись, он уставился на искалеченные останки старшей сестры. Она лежала лицом вперед – так, как при падении вывернуло ее голову, – опершись безжизненной рукой на пол, словно пытающийся подняться пропойца. Ее волосы, зачесанные назад спутанными льняными прядями, были сплошь покрыты известью. Кельмомас приблизился к ней, с каждым шагом смаргивая с глаз все новые слезы. Он задумчиво рассматривал ее тело, не замечая никаких признаков того, перед чем стоило бы преклоняться, как это часто делали все прочие. Мертвой она казалась всего лишь сломанной куклой. На последнем шаге из его горла вырвался легкий всхлип. Он наклонился, подобрал с пола кирпич и, высоко подняв его своей детской рукой, изо всех сил бросил ей в голову. Брызнувшая кровь стала ему наградой.
На взгляд Телиопа была еще теплой.
– Она мертва, – со всей мочи заорал он, – Телли мертва. Мама! Ма-а-амо-очка!