– Айнрилатас… – продолжал он, наблюдая за тем, как белеет ее лицо.
– Что-что?
– Он соблазнил тебя? – усмехнулся он. Он видел, что делают взрослые, когда бурлит их кровь. – Или взял силой?
Теперь она казалась полностью опустошенной.
– Мы дуниане, – пробормотала она.
Юный имперский принц хихикнул, задрожав от восторга. Наклонившись вперед, он прижался своею влажной щекой к ее щеке и с тем же подхрюкиванием, что он слышал не так уж давно от своего старшего брата, прошептал ей на ушко:
– Шранка…
От нее пахло скисшим молоком.
– Шранка…
Внезапно вода и мыло потекли ему в глотку. Отплевываясь и протирая яростно пылающие глаза, он едва успел увидеть бегство Телиопы – лишь тени и мелькающий кринолин. Он не пытался окликнуть ее.
Она оставила на снегу целую уйму следов.
Кельмомас с головой погрузился в обволакивающее тепло, смывая мыло с лица и волос. Он знал, что почти наверняка приговорил себя, но все равно ликовал, безмолвно торжествуя.
Страх всегда медлил, проникая в его душу, туда, где его воля была слабее, а сердце сильнее всего.
А ведь нужно немалое искусство, чтобы заставить разрыдаться Анасуримбора.
Иссирала не было в его покоях.
Ликование оказалось кратким. Охваченный чудовищной паникой, Кельмомас выскочил из ванны, оделся, не вытираясь, и мокрым прокрался в ветвящиеся глубины укутанного тенями дворца, оставляя на своем пути влажные следы. Никогда раньше, казалось ему, он не испытывал подобного ужаса и не вел внутри себя столь злобных споров, наполненных взаимными обвинениями.
–
–