Их похитители держались рядом – злобными, готовыми терзать тенями, ужасные чудовища, которые низвели его и всех остальных до существ, умевших лишь рефлекторно съеживаться и скулить. Тех из них, кто запинался и падал, освобождали из кандалов, тащили куда-то в сторону, насиловали и избивали. Он знал, что впереди происходит то же самое, поскольку не раз и не два в сковывавшей их цепи появлялись разрывы, заставлявшие его делать сразу четыре, а не два шага вперед. Никто не говорил ни слова, хотя иногда раздавались нечленораздельные крики, кашель, хрипы и прочий шум, звонким эхом отражавшийся от неземного золота стен. Он скорее ощущал дрожь, проходившую от этих дребезжащих отзвуков по его телу, нежели слышал их. Чтобы избавить себя от сей жалкой участи, бежать прочь от этого кошмара, нужно было бежать прочь от всего мира. Стать пламенем, что пылает само по себе. То, что он все еще жив, означало, что его тело – та дрожащая плоть, что еще осталась от человека, – хорошо усвоило это.

Он замечал переплетавшиеся в зеркальных соггомантовых плоскостях линии и знаки.

Ему недоставало зубов.

Брошенный вверх затравленный взгляд открыл ему зиявшую пустоту. Скошенные стены огромной металлической воронки уступами возносились на невероятную высоту и растворялись во всепоглощающей тьме. Сделав последний шаг, он зашатался – столь необъятен был разверзшийся мрак, столь непроглядна эта черная пасть. Грохот могучего молота, крушащего цепи, низвергался из пустоты, волнами эха отражаясь от стен. За каждым ударом следовала пауза, а затем цепь тащила его вперед вместе с прочими пленниками – их, мужей, скованных ныне одной цепью, объединенных одною судьбой. Колонна несчастных душ плелась перед ним, шаркая босыми ногами по полированному черному полу, алые и багряные всполохи играли на обнаженных плечах…

Безымянный пленник, на мгновение вынырнув из убежища своих горестей, изумленно моргнул, узрев висящий над ними полог – полог из пламени.

И хотя пленник не мог этого знать, старый волшебник застонал во сне.

Не скованные цепями фигуры, застыв недвижимо, стояли под этой завесой. Нелюди, частично, а некоторые полностью обнаженные, оцепенело взирали вверх. Слезы мерцали на их щеках, отражая сияние полыхающей над ними стихии, нежные искры алого и багряного, образы проклятия, порхающие в переливающихся отсветах. Нелюди не обращали на закованных в цепи смертных никакого внимания, словно порабощенные бушующим над ними пламенем.

Молот ударил. Истерзанный пленник моргнул, а цепь дернулась, заставив и его, и все стоявшие впереди него измученные души сделать еще два бездумных шага вперед.