Но дон Кристао, как и все Дети Разума, относился к деятелям церкви с подчеркнутым уважением. По вызову епископа он тут же отключил проектор и отпустил класс, даже не закончив рассказ. Ученики не удивились: они знали, что он сделал бы то же самое, если бы его урок прервал любой священник. Конечно, всем священникам очень льстило, когда они чувствовали, какое значение они имеют в глазах Детей Разума; но в то же время они и осознавали, что когда бы они ни пришли в школу во время уроков, работа будет прекращена. В результате священники редко появлялись в школе, и тем самым, с помощью необычайного почтения, Дети Разума сохраняли почти полную независимость.

Дон Кристао догадывался, для чего епископ вызывает его. Доктор Навио не был скрытным человеком, и по городу с утра поползли слухи о каких-то ужасных угрозах со стороны Глашатая Мертвых. Дон Кристао с трудом переносил беспочвенные страхи служителей церкви, обуревавшие их при каждой встрече с безбожниками и еретиками. Епископ обычно был разгневан и в результате требовал от кого-нибудь действий, хотя обычно лучшим выбором было терпение, бездействие, сотрудничество. Кроме того, прошел слух о том, что именно этот Глашатай Говорил о смерти Сан Анжело. Если так, он мог быть не врагом, а другом церкви. Или, по крайней мере, другом Детей Разума, а для дона Кристао это было одно и то же.

Следуя за молчаливым дьяконом мимо зданий школы и через сад собора, он изгнал из своего сердца гнев и раздражение. Снова и снова он повторял свое монашеское имя: Amai a Tudomundo Para Que Deus Vos Ame. (Возлюби всех, чтобы Бог возлюбил тебя.) Когда он и его невеста вступили в орден, он тщательно выбрал себе имя, потому что знал, что его основной слабостью была нетерпимость к глупости. Как и остальные Дети, он взял себе имя по главному своему недостатку. Это был один из способов, с помощью которых они духовно разоблачались перед всем миром. «Мы не должны покрывать себя лицемерием, — учил Сан Анжело. — Христос оденет нас в одежды добродетели, но сами мы не попытаемся казаться добродетельными». Сегодня дон Кристао чувствовал, что одежды добродетели в некоторых местах износились; холодный ветер нетерпимости грозил заморозить его. Поэтому он повторял про себя свое имя, думая: «Епископ Перегрино просто дурак, но — Amai a Tudomundo Para Que Deus Vos Ame».

— Брат Аман, — сказал епископ: он никогда не использовал почетный титул «дон Кристао», хотя даже кардиналы иногда оказывали ему такую честь, — хорошо, что вы пришли.

Навио уже сидел в самом мягком кресле, но дон Кристао не обиделся. Леность сделала Навио толстым, а от этого он становился еще ленивее, и дон Кристао был рад, что не страдает этим. Он выбрал высокий стул без спинки. На этом стуле его тело не сможет расслабиться, поэтому и ум останется бодрым.