Светлый фон

Дада поднял стул и сел, взял замерший у края стола укатившийся бокал. Дотянувшись, отщипнул кусок хлеба, долил себе вина. Ловец молчал.

Однажды совсем незнакомый парень на остановке автобуса – они оба ещё не знали, что водители бастуют, и безмятежно сидели на узком железном сиденье под навесом, – неожиданно стал рассказывать, попивая кофе из бумажного стаканчика, до чего изменилась вся его жизнь, когда он по субботам, как бы ни хотелось поваляться и побездельничать в выходной день, стал ездить на лодочную станцию и заниматься греблей.

Парень был довольно взрослый, но из-за небольшого, какого-то очень ладного роста, ловкого кроя тела, прямых радушных плеч под сине-белым полосатым свитерком, с плоским животом и не без шика едва державшейся на макушке забавной шапочке, он казался много моложе своих сорока с лишним лет. Его тёмные, отчётливые глаза, подчеркнутые двумя длинными, одна под другой, морщинами, как с нажимом дважды подчеркивают важное место на странице, смотрели в никуда, вернее, смотрели туда, куда он сейчас плыл.

– Одному грести не то чтобы страшно – некомфортно: вечно одинокие гребцы погибают, переворачивается лодка, и всё. И найти их потом долго не могут. В команде – другое дело. Надо поэтому научиться грести в команде. Это важно.

Но у родителей в деревне он ходит по их мятно-зелёной речке и один тоже, гребёт себе в удовольствие в низеньком каноэ: иной раз не успеваешь сообразить – это рыба вспорхнула из воды перед самым твоим лицом или какая-то птица из береговых?

В итоге довольно скоро понимаешь, что каждую субботу в семь утра встаёшь и едешь не греблей вовсе заниматься, а за чувством, что живёшь. Что жив. У него это ощущение там сильнее и явственнее всего.

Мимо прошла цепочка людей, какая-то женщина сказала им:

– Автобусы сегодня бастуют, не ждите.

И парень, улыбнувшись с выражением «как это я сам не догадался!», поднялся и, пожелав Дада хорошего дня, ушёл.

Дада посмотрел, как он на ходу засовывает неиспользованный билет за отворот шапочки на затылке – как белое перышко с тёмной полосой.

Почему мозг сейчас вспомнил его? Наверное, хватался за что-то надёжное, чтобы не сползти в бездну, какую уготовил ему сидящий здесь зловещий человек.

Чувство, что он жив, сильнее всего пробирало его, когда он был с Марин. А где они – неважно.

Вот почему мозг вспомнил того месье: чтобы Дада мысленно схватился за неё.

Ловец тоже встал, подошёл к еде, на весу ловко порезал хлеб аккуратными ломтями и кружок сыра, словно резал круглый пирог. Вернулся на место и некоторое время они молча ели.