Глава 44
В старости множество неожиданностей, безусловно, – достаточно посмотреть на бедолагу Лью Третьего. Кстати, очень даже похожего на множество стариков: облезших, едва сидящих на веточке и продолжающих шептать стене, что они лучше всех.
Но мадам Виго давно вошла со своим возрастом в выстроенные отношения, обустроила их и стала учиться – и преуспела! – стареть, основывая ощущения от этого непростого процесса на фундаменте философского отношения к жизни под надёжным куполом религии.
И потому, если её что и беспокоило, то, увы, возможная утрата интеллекта и памяти, и она для поддержки головы в пригодном состоянии без устали выполняла рекомендованные её врачом и геронтологами в бесплатных женских журналах бесхитростные, но обнадеживающие упражнения: читала, телевизор смотрела очень немного, разгадывала кроссворды и гуляла новыми маршрутами. По своему району, конечно, и всё равно это было отрадой: трудно изобрести совсем уж новую дорогу, когда прожил здесь почти всю жизнь.
И крикливая молодёжь почти совсем не раздражала и не возмущала её. Даже когда однажды мальчики в сквере едва не снесли ей причёску баскетбольным мячом! Слава богу, что не голову; она просто поправила укладку и услышала, как растерянная одинокая няня на скамейке рядом с ней кричит в телефон: «Послушай! Я пришла, а никого нет! Что? А, да? Ну, хорошо. А то я уж решила, что няньки бастуют, а я и не знаю!»
Всё это вместе – непочтительный мяч, услышанная реплика из сериала соседней с ней жизни, солнце в душистом сквере Монтолон и похожие на слонов старые деревья перед глазами – пока вызвало только её улыбку.
Из чего мадам Виго заключила с облегчением, что всё ещё неплохо.
Поэтому, когда невозможная встреча с Маню погожим деньком в самом конце весны смела всякую размеренность этой давно одинаковой, как линия метро, жизни, мадам Виго захлестнули сложные чувства.
С одной стороны, она ликовала.
Натурально: была готова прыгать на одной ножке от радости! Но давний артрит, и трость Антуана в темноте гардероба, всегда готовая прийти на подмогу, и расплата в виде боли и, главное, невозможности выйти из дома останавливали её. Поэтому в особенные приступы какого-то истерического счастья она вместо прыганья сжимала кулачки и, скрестив руки на груди, запрокидывала голову в небо с блаженной улыбой.
Иногда её охватывал такой восторг, что она не могла заснуть до самого утра и, как в самой ранней юности, считала часы и минуты, поглядывая на циферблат наручных часиков, специально для этого даже включая свет: до встречи оставалось всё меньше, скоро можно будет вставать и собираться к Нему!