— Я знаю, Леций, — смиренно сказала Зела.

— Подойди же ко мне.

Ольгерд увидел сцену встречи. Они обнялись, они сомкнулись как две разломанные половинки. Этот тип даже позволил себе запустить руки в ее пышные волосы. Они что-то сказали друг другу по-аппирски.

— Садись, — улыбнулся Леций, — я сяду только после дамы.

Она медленно опустилась рядом с ним, подминая рукой пышные юбки. Тогда сел и он, по-царски возложив руки на подлокотники. Его слуги расторопно эти руки поцеловали, каждый со своей стороны.

— Брысь! — шутливо скомандовал им Леций, как любимым, но надоедливым собакам.

Может, он и был «растрепан», но настроение у него явно было хорошим. Чего нельзя было сказать о его гостях.

— Носильщиков не маловато? — спросил Ольгерд.

Хозяин посмотрел на него ясными синими глазами и почему-то засмеялся.

— Я им еще не то позволяю, — заявил он вполне дружелюбно.

Обаяния у него было не отнять. Отвратительной самоуверенности тоже. Ольгерд не привык иметь дело со средневековыми вельможами.

— Видишь ли, — пустился в рассуждения хозяин замка, — эти мелкие детали бросаются в глаза только землянину. Ты привыкнешь. Если, конечно, захочешь остаться.

— Леций, зачем ты оправдываешься? — вдруг резко спросила Зела, как будто он делал что-то недостойное его сана, и Ольгерд с досадой понял, что она целиком на стороне этого самодовольного феодала, коей чести тот явно не заслуживал.

— Я не оправдываюсь, — пожал он плечом, — я просто готовлю нашего друга к нашей жизни. Он строг! И категоричен. Это пройдет. Знаете, жизнь хороша тем, что все, в конце концов, становится на места.

Обед напоминал кроличье мясо с гарниром, рагу из овощей было острым и подозрительно пахло, зато вино оказалось вполне сносным. Хлеб был горячий и испечен в виде маленьких продолговатых лепешек, посыпанных дроблеными зернами. В вазах красовались своеобразные виды яблок, апельсинов, винограда и прочих фруктов. Своего часа ждали и пирожные с кренделями. Ольгерд ел без аппетита, но с любопытством.

Хозяин, постоянно улыбаясь, вел светскую беседу, не особо содержательную, но все-таки разряжающую обстановку. Он рассказал, какой замечательный у него повар, где для него выращивают эти самые апельсины, почему ему нравится в столовой эта картина со слонами на водопое, и прочую отвлекающую муть. Потом он отложил вилку с ножом, как будто изнемог от пользования этими предметами, и измученно откинулся на спинку своего хозяйского кресла.

— Ольгерд, завтра весь мой муравейник будет говорить на твоем языке, — заявил он великодушно, — но это еще не все аппиры. Тебе придется самому научиться понимать нас. Так будет гораздо удобнее.